Последнее Демьян договаривал уже на ходу. Мы мчались туда, куда он указывал.
Велесов лежал на небольшой полянке. Его голову держал на коленях Борис, а вокруг толпились уцелевшие ратники. Увидев меня, князь слабо улыбнулся:
– А, боярин Велесов. Видишь вот, как вышло? Умираю я.
– Нет, тятя, – всхлипнул Борис, – ты не умрешь. Боярин поможет тебе.
Он поднял на меня умоляющий взгляд:
– Ведь ты поможешь? Помоги, прошу.
Я молчал. Помочь уже было невозможно – из груди торчали обломки стрел. Кольчугу снять и не пытались. Крови потерял много. Как он живой еще? Опустил голову, помочь я не мог в любом случае. Ну, не врач я, черт возьми! Борис все понял. Понял и Велесов. Он закрыл глаза и пробормотал:
– Слушай меня, сын… я умираю. Ты теперь один остался. Дело твое выжить и род продолжить. Слушай Владимира Ивановича. Дядя он твой…
Он перевел взгляд на меня:
– Прости меня… не принял я тебя как брата… теперь…
Он кашлянул и замер.
Я положил руку ему на грудь:
– Клянусь, я сделаю все, чтоб он выжил.
Поднялся. Кубин, стоявший рядом, перекрестился и произнес:
– Прими, Господи, душу раба твоего.
Молчали. Борис смотрел отрешенно. Один из ратников, закончив молиться, перекрестился и спросил:
– Что теперь делать-то?
– Хоронить будем. Всех.
Борис поднял голову и сказал:
– Отца я похороню дома.
Дед Матвей приобнял Бориса за плечи:
– Боренька, далеко ведь. Поганые рядом. Похороним со всеми.
– Отца я похороню дома! – твердо ответил Борис. – Хоть он будет рядом.
– Погоди, а почему только он?
Парень посмотрел сквозь меня, и я понял, что случилось.
– Княгиня и братья в Китеже были?
Он кивнул. Мы с Кубиным переглянулись.
– Ладно, Борис, – согласился дед Матвей. – Завтра поутру и поедешь.
Я повернулся к Кубину:
– Матвей Власович, проводи его. Возьми людей сколько надо.
Дед Матвей кивнул.
– А теперь вы, – я медленно оглядел всех присутствующих ратников. – Старший кто есть? Сотники или десятники?
– Нет сотников, – выступил вперед один, – полегли все. Я десятник, Бравый Иван.
– Бравый, говоришь? А сколько вас тут, таких бравых? И как в живых остались?
Ратник покачал головой:
– Не суди так, боярин. Когда поганые налетели, мы на краю поля были. Многих сразу стрелами побило. Потом они в копья ударили. Всей тьмой. Что мы могли сделать тремя десятками? Вон, князя только в лес унести успели, да еще отбивались потом долго. Десяток полег, прикрывая нас, и еще трое скоро преставятся…
– Ладно, – прервал я десятника. – Мы тут рядом встали. Собирай всех и веди туда, пока еще светло. Потом поговорим.
Я нашел глазами Садова:
– Тимофей Дмитриевич, проводи.
Постоял, глядя, как укладывают тело Велесова на волокушу, сделанную из елок, и вместе с Кубиным пошел к лагерю.
– Справишься? – спросил дед Матвей.
– Да. Ты там за парнем пригляди.
– Пригляжу, – вздохнул Кубин, – не беспокойся. Что делать будешь, как схороните всех?
– В Верши поеду. Оставлю тут десяток воев, вдруг кто еще объявится. Выжившие или дозоры, еще ранее высланные, сюда вернутся. Вы, как Велесова похороните, тоже в Верши идите.
Дед Матвей посмотрел на меня и спросил:
– Что-то задумал?
– Да. Готовиться будем. К монгольскому вторжению.
Вечер уж вступил в свои права, а в лесу темнеет быстро. Кубин, Садов и я шли впереди, показывая всем дорогу.
– Стой! – окликнули громко из густого орешника. – Кто там идет?
Кубин выругался и ответил:
– Бояре идут. Чего орешь на весь лес, олух?
От куста отделилась тень и приблизилась к нам. Молодец парень – зашел сбоку, чтоб оказаться не на линии возможной стрельбы. Отрок оглядел нас внимательно, узнал и сказал кустам:
– Свои.
Потом повернулся к нам:
– Как же не кричать, боярин? А кабы ворог шел? Своим криком я другие тихие дозоры упредил.
– Во как!
Я похлопал парня по плечу:
– Ну, что ж, ты правильно сделал. Молодец!
Кубин еле заметно кивнул, признавая. Я махнул рукой назад:
– Там за нами люди идут. Это наши.
Парень кивнул и скрылся в кустах. Там зашуршали и зашептались. Через пару минут вышли к кострам. Навстречу поднялся Михаил Варнавин. Он открыл было рот, но, споткнувшись на слове, стал смотреть нам за спину. Вслед за нами из леса выходили уцелевшие ратники. Дед Матвей сказал Садову:
– Тимофей Дмитрич, будь добр, сочти людей и добро.
Садов кивнул.
– И увечных, какие есть, – добавил я.
Садов опять кивнул и ушел. Сели к костру.
– Люду у нас мало, – смотря на огонь, проговорил Михаил Варнавин. – Тяжкий день намедни был, а завтрашний еще тяжелее будет.
Да, он прав. Похоронить столько народу будет трудно. А лопат у нас нет. Мечами да саблями копать? Вздохнул. Из темноты появился Демьян и Николай Варнавин.
– Тихие дозоры проверяли. Спокойно все.
– Хорошо. А сколько дозоров разослано и есть ли вести от них?
Николай, чуть подумав, ответил:
– На запад и восход дозоры прошли почитай до обеих рек, Кержени и Ветлы. Разорено все. Но люд в лесах весь укрыться успел. С севера вестей пока нет. Ну, им до Верш идти еще. А с полудня как сгинули. Я мыслю, не поганым ли попались?
– Будем молиться, что нет.
Опять уставились на огонь. Кубин крякнул и отошел, но тут же вернулся с большим котелком и водрузил его над огнем.
– Хоть заварим чего.
Есть не хотелось, но попить отвара не помешало бы, только где его взять? К костру подошел Садов, с ним пришел Иван Бравый. Они сели к костру. Я молча посмотрел на Садова. Он вздохнул и начал доклад:
– Людей шесть десятков, из них увечены половина. Сильно язвленных дюжина, и до утра доживет, мыслю, два-три. В сечу может идти только три десятка. Вот такие пироги.
Заговорил Бравый:
– Оружие мы сохранили, луки есть у каждого, но стрел мало. И это не все. Лошадей на всех только десяток. Как стрелами лить стали, так коней побили, а иных угнали.
– М-да, бояре, незадача. Лошадей-то найдем, вот людей… Завтра нам предстоит похоронить много народу. Не представляю, как сие сделать? Четыре десятка сотен могил!
