– За что, боярин?
Мать его за ногу! Так это сон был…
Протер руками лицо и, толкнув подвывающего Демьяна, пробурчал:
– Нежнее будить меня надо, нежнее.
Затихшие было ратники опять захохотали. Улыбающийся Кубин спросил:
– Хороший сон Аким прервал? Эк ты его приложил.
– Ага, сон, – и покосился на все еще подвывающего Демьяна. – Чего ты все трясешься?
Аким подвигал челюстью и выплюнул выбитый зуб.
– Вот кудышкин корень! Он мне, боярин, разбудить тебя велел. Сам-то за ноги потянул и в сторону.
– А я увидел, что Володимир Иванович кулак складывает, – хихикнул Демьян, – вот от греха и…
И опять уткнулся в седло.
Бравый, смеясь и утирая слезы, подошел к Акиму.
– Ты как, Аким? Снедать-то есть чем?
Холоп потер челюсть и прошамкал:
– Снедать-то покамест есть чем, токмо будить больше не пойду.
И под общий смех добавил:
– И не просите.
– Что с ранеными? – спросил я у Бравого.
Улыбки сразу слетели с лиц.
– Двое преставились.
– Сколько? – насторожился я.
– Двое, – повторил десятник. – Василий Соловей и Пахом Гусев.
Честно говоря, я имен не знал. Раны были разные по степени сложности. Проще всего было с ранениями от стрел, а с рублеными сложнее. Но управился, даже не ведая – сильно ли повреждены внутренние органы. Препаратов у меня больше нет. Но посмотреть надо, вдруг пригодится?
– Вот Пахом, а вот Василий Соловей.
Я присел рядом, вспоминая, какими были их раны. Да, у обоих ранения от стрел. Похоже, стрелы что-то внутри сильно повредили, или в рану что-то попало, и крови они потеряли больше… я тут был бессилен.
– Простите меня, братья.
Поднялся и помолчал. Что тут говорить? Только помолиться за них осталось. Эх, священника бы сюда. Да где его взять?
– Остальные раненые как?
– Живы покамест. Мыслю, уже не помрут.
– Ладно. Пойдем, Иван. Дел у нас уйма.
Прошли мимо лежащих раненых. Пришлось даже прикрикнуть на них, а то старались подняться и поклониться.
У самого края поляны горел костер. Рядом одиноко сидел Борис и смотрел на тело отца.
– Он так и сидел?
– Всю ночь, – кивнул Бравый.
Молча вернулись к своему костру, где собрались почти все бояре. Ну да, бояре. Кроме раненых, тут сидели почти все. Остальные были боевыми холопами.
У костра ждали только нас. Котел стоял на земле.
– Садись, Володимир Иванович, поснедаем.
Я достал из сумы ложку и присел рядом с Кубиным. Принялись есть, по очереди черпая кашу из котла. Садов, съев одну ложку каши, передал ее Бравому. Тот зачерпнул порцию, съел и вернул обратно.
– Чего это вы, ложки нет?
Бравый кивнул:
– Поганые, чтоб им пусто было. Там на поле в котле и осталась. Потом ходил и искал. Нет ничего. Все позабирали, ироды.
Я повернулся и сунул руку в суму. На ощупь нашел деревянную расписанную хохломскую ложку. Протянул ее Ивану:
– На, держи. Дарю.
Бравый взял и, глянув на нее, изумился:
– Что за диво? Красота-то какая! И где такое делают?
– Хохломская.
– У нас есть Хохолы – это почти рядом, и Хохломы – подальше, за Керженью.
Бравый облизал ложку и опять стал ее рассматривать.
– У меня сестра в Хохломах есть. Муж у нее уж лепо из дерева резать горазд. Ему покажу. Авось и сладит такую.
Бравого толкнул Садов:
– Ешь, а то голодным останешься.
В молчании доели кашу и запили ягодным отваром из другого котла. Холопы унесли котлы, а мы сели вокруг костра.
– Сегодня у нас будет долгий и трудный день, бояре. Сделаем так – в охранение пойдут только бояре. Холопы, по двое на лошадь, свозят убитых. Так как павших много, то предлагаю хоронить в одной могиле.
Получил толчок локтем от Кубина. Мол, глупость сморозил. Глупость или не глупость, но предложить надо. На мой взгляд, быстрей бы вышло. Бояре тихо загудели.
– Как можно? – воскликнул Садов. – Это же православные, а не поганые какие-нибудь.
Поднимаю руки в знак примирения и говорю:
– Хорошо, бояре, хороним, как положено. Еще одно скажу. Так как поганым стали известны тайные тропы, надо бы еще на них тихие дозоры поставить. Вдруг они по ним придут? Тимофей Дмитриевич, про сено не забыли?
Садов утвердительно кивнул:
– Сено поделено и отвезено по местам, только у двух дозоров поджечь его нечем.
– У меня есть.
Подтягиваю одну из сум к себе. В запасе у меня были спички и зажигалки. Вот и пригодился запас. Зажигалки я не дам, а вот спички подойдут. Достал два коробка.
– Вот чем зажечь можно.
Все подались вперед, рассматривая лежащие на моей ладони коробки. Садов хмыкнул, а Кубин опять ткнул меня локтем. Я покосился на деда Матвея и, достав одну спичку, сказал:
– Вот это – спички. Привезены из далеких краев. А зажигается она так…
Я чиркнул ею о коробок, спичка загорелась. С интересом посмотрел на реакцию аборигенов. Сидят и изумленно смотрят на горящую спичку. Хм, думал, иначе реагировать будут.
– Кто пойдет в те дозоры? – спросил я у Садова, но тот не ответил. – Дмитриевич!
– А? – встрепенулся тот. – Да, задумался. Хорошая штука. Раз – и горит. Где, говоришь, такое лепо делают?
– Далеко, Тимофей Дмитриевич, далеко. Так кто идет в те дозоры?
– Отроки Трофим и Третей.
– Пусть подойдут, объясню им по спичкам. Все, бояре, начинаем. Я пока Матвея Власовича провожу.
Подошли с Кубиным к лошадям. Холопы уже уложили тело Велесова на волокушу. Кубин, смотря на приготовления, укорил меня:
– Мог бы посоветоваться насчет похорон и спичек.
– Не сердись, Власыч. Тут другое. Проверить надо было.
Кубин глянул вопросительно.
– Понимаешь, сны мне вещие опять сниться начали. Вот и проверяю.
– И что на этот раз приснилось?
Я пересказал содержание сна. Дед Матвей нахмурился:
– Ты уверен, что поганые еще здесь?
– Уверен. Заметил, что убитых монголов на поле не было? Ни за что не поверю, что ни одного монгола не убили. Значит, они увезли своих погибших, и заметь – все стрелы собраны…
