– Вообще-то, да. Не знаю, заметил ли ты веревочные лестницы, ведущие наверх?
Вильмовский внимательно вгляделся.
– Точно, есть, только с другой стороны.
– Как бы ты отнесся к небольшой прогулке наверх?
– Надеюсь, ты это несерьезно.
– Почему?
– Я же не моряк, как Новицкий.
– Ему было бы достаточно самой колонны, без всяких лесенок, – пошутил Смуга.
– Так ты на самом деле собираешься лезть? – недоверчиво спрашивал Вильмовский.
– Отчего бы нет? – не сдавался Смуга. – Стоит навестить родные места.
– Ты что, уже бывал когда-то на верхушке? – изумился отец Томека.
– Как же, – ответил Смуга, – всего только раз, но все-таки… Как экстравагантные путешественники, мы могли бы даже пожелать, чтобы нам туда подали обед.
– Кто бы его туда принес?
– Еще несколько лет назад ближайший ресторан держал официанта-акробата.
Вильмовский недоверчиво покачал головой, однако двинулся за другом. Вдруг до них донесся какой-то неясный звук.
– Ты слышал? – спросил Вильмовский. Смуга огляделся.
– Как будто кто-то кричал.
Они прислушались, потом до них отчетливо донеслось:
– Дядя! Сюда! Сюда!
– Это Патрик! Где он… – начал Смуга и умолк.
– Это я! Это я! Здесь, наверху! – кричал мальчишка с верхушки колонны. Наконец они его увидели, он махал им рукой.
– Дьявол тебя подери, – выругался Смуга себе под нос. – Что его туда понесло? Слезай сейчас же!
Мальчик радостно им махал рукой, потом присел на краю колонны, спустив ноги вниз. Друзья подбежали к подножию колонны, там, где свисали веревочные лестницы. Первое, что бросилось в глаза, была надпись: «Подъем по лестнице запрещен».
Тем временем Патрик начал спускаться вниз. Вильмовский слегка, потом посильнее потянул лестницу, желая проверить ее крепость. Болты, на которых она крепилась, слегка шевельнулись.
– Патрик! Осторожнее! – увидев это, закричал Смуга.
Мальчик необычайно ловко спускался по лестнице. Ему оставалось уже совсем немного, когда один из болтов вырвался из паза, и лестница резко закачалась.
– Господи! – вырвалось у Вильмовского.
Парнишка прижался к колонне и на мгновение замер.
– Дядя, не бойся! Я уже схожу.
И беспечно соскользнул на землю.
Смуга вытер пот со лба, лицо его было суровым.
Они тут же вернулись домой, где и провели с мальчишкой мужской разговор. Разумеется, он обещал исправиться… и уже на следующий день носился по убогим, узким, грязным улочкам неподалеку от ведущих свое происхождение с римских времен выдолбленных в скале подземных многоэтажных катакомб Ком эс-Шукефа. Не стоит и говорить, что время от времени его приходилось искать.
Наконец, как-то днем Смуга объявил, что его друг возвращается, и они могут его навестить. По его словам, в 1891 году группа влюбленных в свой город и его прошлое жителей Александрии при помощи итальянских архитекторов основала греческо-римский музей, в котором были собраны экспонаты далекого прошлого: статуи, разные фигурки, портреты, надгробия, саркофаги, надписи, а особенно монеты. Это были в основном молодые люди, которые после обстрела города в 1822 году и перехода власти в Египте к англичанам искали способ выразить свои патриотические чувства. Эта же группа несколько месяцев назад основала Александрийское археологическое общество
[45]
. Смугу об этом известило письмо, полученное им в Лондоне.
Общество размещалось в здании, расположенном позади музея. Поляки вошли, и Смуга спросил:
– Господин Абер Шекейль на месте?
– Мудир
[46]
в кофейне, – ответил курьер, – сейчас я за ним схожу.
– Ну, ты видишь, – вздохнул Смуга, – вот как это делается в этой стране. Служащий приходит, вешает на вешалку верхнюю одежду и направляется в кофейню, где и ждет посетителей.
Они оказались в большом зале с красивыми ставнями на окнах. Вокруг стояли витрины со старыми скульптурами, монетами, папирусами. На стенах висели портреты исследователей античности. Смуга с Вильмовским с интересом склонились над одной из витрин. Внезапно они услышали гортанный голос:
– В чем дело?
Обернувшись, они увидели старого седоватого, одетого в европейское платье, египтянина. Тот, увидев Смугу, сперва несколько опешил, потом воскликнул:
– Аллах керим! Господь мудр! Салам! Приветствую.
Оба они со Смугой отвели в сторону правые руки, сильно ударили ладонью о ладонь и обнялись, забрасывая друг друга потоками приветственных слов:
– Клянусь бородой пророка! Это на самом деле ты!
– Я, Абер, я…
– Пусть Аллах умножит твое здоровье!
– И к тебе пусть он будет милостив! Я получил твое письмо и приехал.
– Это сам пророк тебя привел, троекратный тебе поклон!
– Здравствуй и ты, салам!
После таких радостных приветствий, изумивших молчаливого Вильмовского, последовала церемония взаимных представлений, после чего все трое направились в ближайшую кофейню. Хотя она и находилась в европейской части города, а, может, именно поэтому, кофейня была чисто арабской. Разумеется, за столиками сидели одни мужчины, в основном европейцы, но были и местные жители, в белых галабиях и в тюрбанах. Самый экзотичный вид имели те из них, которые европейскую одежду сочетали с красными фесками. Большинство курили наргиле
[47]
. Абер достал одну из стоящих в ряду длинных трубок, жестом предложил гостям последовать его примеру. Смуга отказался и вынул свою трубку, однако Вильмовский поддался искушению. В огонек, тлеющий в чашечке трубки, насыпали пахучего порошка. Благовонный дым, проходя через гибкий, почти метровой длины чубук и сосуд с водой, достигал мундштука, а потом проникал в рот и легкие. При затяжке в трубке забавно булькало.
«Будет мне чем похвалиться перед Тадеком», – подумал Вильмовский, затянувшись несколько раз. Когда они отложили трубки, Смуга начал беседу:
