– Ну, так пошли!
– И, как говаривал мой дедушка из Яблонны, «Да поможет нам Бог», – добавил Новицкий.
С вершины бархана они действительно увидели низкорослые кусты.
– Трудно назвать это деревом, – усмехнулся Томек, – но за неимением лучшего…
– Да, господи, нам бы хоть каплю влаги, – вздыхал Новицкий.
Они попробовали забраться вглубь сухолюба
[111]
, но здесь путь им преградила твердая толстая броня слежавшегося песка. Они сдались и решили пару часов передохнуть. Прежде чем заснуть, прижавшись друг к другу, Томек достал носовой платок и расстелил его на песке. По его совету и остальные сделали то же самое. Когда, отдохнув, они отправились в путь, платки из-за резкого снижения температуры ночью напитались росой и из каждого удалось выжать по нескольку капель воды.
Ночь выдалась ясная, бледный свет луны освещал дорогу. Патрик уверенно указывал путь. Как он и предсказывал, вдали уперлось в небо острие скалы. Бодрым шагом они направились на восток. Еще до рассвета песчаные барханы остались позади, они оказались в хамаде, усыпанной островками песка.
Томек шел первым, то и дело оборачиваясь, обговаривая направление с Патриком и Новицким.
– Они двигались какой-то известной, проезжей дорогой, поэтому нигде не застревали и не возвращались, – сказал он.
– Жаль, что они ее не обозначили, – ворчал моряк.
– Ее обозначила природа, верно, Патрик?
– Нужно идти туда, – сказал мальчик, показывая в южном направлении.
– Там есть два больших камня.
Рассвет застал их у этих скальных обломков, между которыми был заметен след высохшего потока. Когда они уселись, рядом пробежал геккон
[112]
. Заметили путники и тушканчика
[113]
.
– Раз здесь есть животные, значит есть и вода.
– Вода, вода… Только о ней и говорим, черт ее возьми. Надо бы немного вздремнуть, – сказал Новицкий. – Страшно хочется пить.
Томек с тревогой глянул на него. Сам-то он чувствовал себя вполне сносно. Патрик, сосредоточенный на своей роли проводника, тоже выглядел довольно неплохо. Новицкий же явно страдал. Его могучее тело потело вдвойне, вдвойне и подвергалось воздействию солнечного жара. Томек решил выделить ему дополнительный глоток воды.
Моряк наклонил гурту, В ту же минуту послышался шум крыльев. Над ними пролетела стая птиц.
– Птицы тоже показывают дорогу на юг, – сказал Томек. – Останьтесь здесь и ждите меня.
Новицкий был в каком-то отупленном состоянии, только кивнул головой, понемногу впадая в сон. Патрик же настоял, что тоже пойдет с Томеком. Они вдвоем направились по следу воды и летящих птиц. Высохшее русло было единственной расселиной в поле видимости, Становилось все светлее, вскоре из-за горизонта вынырнуло солнце, температура сразу повысилась на несколько градусов. Пройдя с полчаса, они дошли до поворота русла. Местность здесь явно понижалась, вновь подымаясь лишь за поворотом.
– Дядя, – произнес Патрик, – здесь должна быть вода.
– Тихо, – Томек схватил его за руку. – Тихо!
С минуту он вслушивался.
– Ты ничего не слышишь, Патрик?
Мальчик отрицательно покачал головой.
– Мне показалось, что звенит комар…
На этот раз звуки были совершенно отчетливыми. Над их головами неведомо откуда появился целый рой этих насекомых.
– Эге, парнишка! Давно я не слышал такой чудесной музыки! – воскликнул Томек.
– Это вода, она должна, должна здесь быть! – радостно подхватил Патрик. – Идем!
Томек поспешил за ним. Мальчик спустился к самому дну русла, вытянув перед собой руки, будто что-то пробуя на ощупь.
– Здесь! Здесь! – закричал он, показывая на растущую в самом углу, на обрывистом берегу крутого поворота чахлую пожухлую растительность. Песок во многих местах был довольно глубоко раскопан. Когда они подошли ближе, из глубокой ямки вылетело несколько птиц.
– Они тоже ищут воду, – догадался Томек. – Просто не верится, что птицы могли вырыть такие глубокие ямы.
Они принялись углублять расселину. Это был тяжелый труд. В горле становилось все суше, донимал зной. К счастью, крутой берег заслонил их от солнца, поэтому они работали в тени. Но тут с востока подул довольно сильный ветер. Он не только уничтожал следы их труда, засыпая отверстие, которое они прорыли, но и поднимал клубы пустынной пыли и вызывал сухой туман, да такой густой, что Томек с Патриком едва видели друг друга
[114]
. Проработав несколько часов, они докопались до влажного песка, он холодил им руки и лица.
К сожалению, вода пока проявилась только в таком виде. Глубже она, наверное, была, но надо было копать несколько Дней… Пришлось им снять рубашки и майки, достать носовые платки и закопать все это в мокром песке, прижав большими камнями. Полученной через несколько часов водой они утолили жажду и даже пополнили гурту. Они решили, что проведут здесь ночь. Томек оставил Патрика дальше собирать бесценную жидкость, а сам вернулся к Новицкому.
Его он застал у камней спящего. Выглядел Новицкий очень плохо. Горячий лоб, опухшее лицо, покрасневшие глаза, тени под ними. Тем не менее, проснувшись, он не потерял задора истинного варшавянина.
– Ах ты, сто бочек пересоленной селедки, – тут же придумал он подходящую к их нынешнему положению поговорку. – Нашли воду?
– В общем, да. В получасе ходьбы отсюда.
– Всё кости у меня болят, братишка, – пожаловался Новицкий. – Но ради этой великолепной жидкости я с тобой пойду. Наверное, она покажется мне вкуснее ямайского рома.
