Оба его собеседника признались, что не доводилось, и тогда Смуга продолжал:
– А я видел. Мы как-то притаились рядом с водопоем, используя сооруженный охотниками мачан
[167]
. Вообще я не люблю такой охоты. Охотник посиживает себе в безопасности и комфорте и стреляет, как по мишеням.
– Да уж герои, – согласился Новицкий. – Сперва залезают со страха на дерево, а потом отважно стреляют.
– Но я не об этом хотел рассказать. К водопою подошли зебры. Сверху нам было видно, как к ним подкрадываются львы. Великолепное, доложу вам, зрелище! Ловкие, гибкие и бесшумные, как кошки, они ползли против ветра, который дул со стороны предполагаемой добычи. Львов было пятеро. Они окружили водопой и напали. Атака удалась только частично. Две зебры упали сразу же: одна с перерезанным горлом, вторая с перебитым хребтом. Остальные стали в круг, головами друг к другу и лягались. Один молодой лев, не такой, видимо, еще осторожный, попробовал было ухватить зебру за брюхо, попал под копыта и еле спасся. Вот и ответ на твой вопрос, Тадек. В таких стычках не обходится без ран. Отсюда и происходят слабые, живущие в одиночку особи. Не исключено, что нечто подобное приключилось и с нашим львом.
Смуга помолчал, затем вернулся к интересовавшей их теме.
– Хорошо бы, он побыстрее появился рядом с деревней.
– Мы можем его к этому склонить, – ответил Вильмовский. – Взрослому льву требуется ежедневно по крайней мере пять килограммов мяса, и он способен за один раз съесть хоть сорок килограммов…
– Ничего себе заморыш! – восхитился Новицкий.
– Да уж! Наш лев, наверное, голодный, значит бросится на поиски пищи, а ведь львы, как известно, питаются и падалью. Бросим им часть твоей добычи, Андрей. Оставим на пастбище тушу антилопы.
– Что ж, стервятники без труда привадят нашего льва, а вечером приглашение повторят гиены. Обязательно придет, поверьте моему нюху! – добродушно завершил Новицкий. – И великому белому колдуну очень пригодится львиная шкура, – шутя добавил он, выпрямившись во весь свой могучий рост.
– Лучше уж мы подарим ее вождю, – с улыбкой заметил Смуга.
– Вообще-то больше других ее заслужил Мунга, – Вильмовский, как всегда, старался быть справедливым.
– Милостивые господа! Давайте не будем делить шкуру неубитого медведя… то есть, я хотел сказать льва, – рассмеялся Новицкий. – А теперь к делу!
Остатки антилопы они оставили на прилегающем к джунглям пастбище, а сами сели к небольшому костру, наблюдая за кружащими над падалью стервятниками. Ожидалось, что лев появится со стороны леса. Вильмовский предлагал соорудить небольшую зерибу, она обеспечивала бы безопасность, но Новицкий не хотел об этом и думать. На этот раз его поддержал и Смуга.
– Негры сочтут нас трусами, – возражал моряк.
– Это ограничило бы нам поле зрения при стрельбе, – добавил опытный охотник, это был более веский довод.
Ожидание затягивалось, с тем большим интересом выслушивались рассказы Смуги об охотничьих приключениях, хотя он сразу предостерег, что фантазия людей, охотящихся на животных, сравнима лишь с фантазией североамериканских индейцев.
– Был у меня когда-то знакомый, которого местные жители называли «Джо – единственная пуля», так великолепно он стрелял. О нем говорили, что он попадает в лимон с расстояния в четыреста ярдов
[168]
.
– Фью, – присвистнул Новицкий. А Смуга усмехнулся и продолжал рассказ:
– Как-то вечером отправился он на охоту. Зверь попался ему сразу же на краю леса. Был это сидящий на ветке дерева леопард, что само по себе было прямо-таки вызовом судьбы, поскольку хищник при виде человека тут же исчезает. Джо моментально вскинул карабин, взвел курок, прицелился и выстрелил… Леопард исчез. Промах!..
– Со всеми бывает, – прокомментировал Вильмовский.
– Говорят ведь: «Солдат стреляет, а Господь Бог пули носит», – добавил Новицкий.
– Это еще не конец. На следующий вечер Джо снова направился в те же места и на том же дереве увидел того же леопарда. И вновь Джо промахнулся. Леопард одним прыжком скрылся в зарослях.
– Что, этот Джо охотился в одиночку?
– Именно, что нет. Его сопровождал следопыт-масай, наш общий знакомый Мешерье
[169]
. Представляете, как страдало самолюбие охотника? Леопард сделался его наваждением. Когда следующим вечером они вышли в степь, хищник расположился на том же дереве, потянулся и зевнул – во всяком случае, так уверял Джо.
– Жаль, что он еще не повернулся к нему задом, – тихонько засмеялся Новицкий. Вильмовский же спросил:
– На этот раз попал?
– Ничего подобного. Это продолжалось пять дней подряд. На шестой пришел успех, но только половинчатый. Раненый в затылок леопард больше не появлялся.
– А он, часом, не засмеялся на прощание? – спросил развеселившийся Новицкий.
– Ну, скажем, презрительно кашлянул, как павиан
[170]
, – закончил свой рассказ Смута.
– Я слышал, леопарды опаснее львов, – высказался Вильмовский.
– Совершенно верно, они более гибкие и ловкие. А весят в два раза меньше
[171]
. Нападают абсолютно бесшумно, не предупреждают ворчанием, как иногда львы. Или прыгают на шесть футов
[172]
. Кое-кто утверждает, что леопарды единственные из всех животных убивают для удовольствия. Довольно часто они живут в пригородах африканских городов вместе с койотами, лисами, енотами. Мы как-то окружили леопарда в пригороде Найроби, у него не было никакой возможности убеждать. Так он скрылся в лесном завале и его не учуяли там даже собаки. А следующей ночью он убежал.
– Так, может быть, леопарда надо считать царем зверей? – задумался Вильмовский. – Масаи говорят, что царь саванны – это слон, наследник трона – буйвол либо носорог. Лев – он такой ленивый! Когда он сыт, рядом могут спокойно пастись импала, гну, у них великолепное обоняние, зебры с их прекрасным слухом и страусы, эти благодаря длинным шеям издалека видят опасность. Страус, когда он беспокоен, прячет голову в песок, импала фыркает, томи
[173]
предупреждающе бьет копытом, а потом подскакивает и несется, что есть сил…
Надвигались сумерки, солнце уже коснулось линии горизонта. В кустах прошелестел ветерок, нагретый воздуха задрожал и наступила темнота. Львы отлично видят ночью, и охотятся они до того времени, пока не взойдет луна. Ее сияние действует на них возбуждающе, они нервничают. Тот же лев, которого ждали охотники, нападал обычно после полуночи, не раньше: временами он даже предпочитал раннее утро, так, по крайней мере, об этом говорили негры. До полуночи оставалось еще пару часов. Ночь была ясной.