Это можно…
Совпадение
Бампер огромного черного внедорожника запрыгал у моего бока. Левого. Визг тормозов пронзил насквозь и пришил к асфальту. Прожитая жизнь сплющилась до доходчивости комикса, где последней картинкой – смазанные лица прохожих, слетевшая на дорогу сумка, белые пузыри из головы водителя с текстом: «куда ж ты еб…!!!» и почему-то дворняга с задранной задней ногой. Визг тормозов остановил ее в намерении почесать бок. Тоже левый.
Единственная мелькнувшая в моей голове мысль была до обидного короткой и простой: «а некоторые видят святых в такой момент, и даже говорят с ними, а я вон чего…»
Я не успела испугаться ни машину, ни ситуацию, но вспотела от ужаса, увидев вышедшего из внедорожника водителя. На меня надвигалась поросшая мхом гора с искорёженными белыми бровями на перекошенном лице. Толстый, с пузом в светлой майке, с открытым ртом, он был похож на оживший от ярости стог сена с пустым гнездом, из которого сейчас вылетит! Я была сама виновата – рванула через дорогу не глядя, – и приготовилась к расправе…
– Не зацепил? – Гаркнул стог гневным басом.
Я мысленно прокрутила эхо его слов. Два раза. Туда и обратно. Он точно произнес «не зацепил», а не «убью идиотку»?
– Н-нет, больше напугали…, – вышла я из оцепенения. – Отделалась легким испугом…. Сама виновата, поперлась, не глядя. Простите меня! Пожалуйста…
– Я сам испугался! – Спокойней сказал мужчина. – Сижу в своей деревне, отвык уже от московских дорог. В последнюю секунду вас заметил! Ох… аж нехорошо стало…, – он промокнул платком в клетку потное лицо и лоб с залысинами. – Ну, слава богу, обошлось, да?
– Да. Все нормально. Не переживайте. И простите меня, ради бога…
Он подобрал с асфальта сумку и отдал мне.
– Возьмите.
– Спасибо.
– Вы курите?
– Неа…
– А кофе пьете? – Спросил он уже с мягкой улыбкой.
– Пью.
– Давайте выпьем по чашке, а то прямо руки трясутся. Только запаркуюсь…
Он направился к машине, а я оглядела его свисающие бока в обтянутой майке, бесформенную попу в мятых штанах и затылок, покрытый светлым мхом и переходящий в спину посредством трех жирных складок, насаженных одна на другую, как детская пирамидка.
– Егор, – протянул он мягкую розовую ладонь, вернувшись. – А вас?
– Таня.
– Мелкое здесь все какое…, – пробирался он к дальнему столику в кафе, уронив по пути пару стульев. – Давайте здесь. Если не развалится.
Он грузно придавил собой стул, полностью исчезнувший под его телом, и посмотрел на меня. Глаза цвета потемневшей на солнце соломы были словно специально подобраны под волосы и брови цвета укрытой от солнца соломы, и поэтому сохранившей свой естественный белесый оттенок. Хотя, по этой логике, должно было быть наоборот – макушка-то на солнце…
– Так вы в деревне живете, Егор? – Спросила я, пока он отодвигал от себя стол, увеличивая пространство.
– Уже да, перебрался. Хотел давно, но все никак не получалось. Вот уже полтора года как переехал окончательно.
– А что вы там делаете? Не скучно?
– Там скучать некогда. У меня дом, хозяйство, птица есть – куры, утки, индюшки, недавно еще гусей подкупил, козы, поросят развел, корова, одна пока, вот думаю ее покрыть или лучше осеменить. Была еще одна, продал. Нервная оказалась какая-то, не люблю я нервных…Что еще? Сад есть, конечно, и полгектара со всякой всячиной – картошка, моркошка, зеленюшка, даже кукуруза растет. Ну и всякое такое.
– Это ж сколько сил надо, ухаживать за всем этим? Вы все это один делаете?
– Нет, почему один. Одному это не под силу. Работники есть.
– Продаете на рынке результаты труда?
– Продаю? Зачем? – Поднял он соломенную бровь. – Я все сам съедаю. Видите, какой я большой! Я не хожу в магазины, у меня все свое – мясо, яйца, молоко, овощи, соленья. Если бы не дела кое-какие, я могу практически совсем не выезжать, у меня все есть. Натуральное хозяйство. Чиста натуральное! – Довольно произнес он.
– Так Вы мафией руководите после стакана козьего молока с кукурузой?
– Почему мафией? – Засмеялся Егор.
– Ну, деньги то откуда-то берете…
– Ах, деньги! – Он словно вспомнил забытое слово. – Деньги беру.… А мы могли бы увидеться с Вами еще?
– Зачем? – Не поняла я.
– За-чем, – повторил он медленно. – Знаете, Таня, сельская жизнь приучает к простоте во всем. И в отношениях тоже. Что, мне, честно говоря, очень импонирует. Вот. Разведен я давно, а недавно потерял любовницу. Место свободно, как говорится. В перспективе, конечно…
– С ней что-то случилось?
– А? Нет… Она уехала с мужем. В общем, я один сейчас и это уже не радует. Я подумал, что мы могли бы продолжить знакомство. Раз уж так нас сегодня жизнь свела. Я верю в случайные совпадения. Если вы не против, конечно. Не знаю, когда буду в следующий раз в городе, как дела будут. Давайте, я позвоню, и если вы будете свободны, мы могли бы, например, покушать устриц в хорошем месте. Сейчас сезон устриц начинается. В сентябре надо кушать устрицы! Буду рад, если вы согласитесь.
Странно было слышать об устрицах от человека, похожего на стог сена, с соломой на голове и ей же, потемневшей в глазах.
Заинтересованная таким набором, я согласилась.
– Таня, а Вы где? – Вдруг позвонил Егор днем на неделе.
– Иду по Сущевке.
– Серьёзно? – Засмеялся он. – А я по ней еду! Вот это снова совпадение! Так как насчет устриц?
– С удовольствием!
Через пять минут знакомый черный бампер затормозил возле моего бока. Снова левого.
– Мы сейчас поедем в одно место. Там понимают толк в устрицах, – объявил Егор, убирая картонную коробку с переднего сиденья.
Его соломенные брови и волосы шевелились на красном, словно помидор-рекордсмен, лице.
– Вам стыдно? – Спросила я.
– Почему стыдно?
– У вас лицо красное.
– А, это мне делали чистку. Через пару часов кожа успокоится и краснота сойдет.
– Какой у вас недеревенский образ жизни.… Посреди дня катаетесь по городу с чистым лицом, не говоря уже о пристрастии к устрицам.
– Я вижу, у вас возник интерес ко мне, – мягко улыбнулся Егор. – Окей. Я расскажу. Но только, когда приедем на место. Я не люблю говорить за рулем. Езжу редко по городу, а навыки, они быстро уходят.
Живот Егора в желтом джемпере лежал у него на коленях созревшей тыквой. На поворотах он терся о кожаный руль с тихим шуршащим звуком. И еще что-то все время погромыхивало. Погромыхивание исходило из картонной коробки.
