– Мне пора. Уже поздно…, – дослушала я его почти до конца.
– Я с ужасом думаю о том, что мне придется тебя отпустить. – Сказал он, взяв мою руку за пальцы. – Это несправедливо! Ты должна быть со мной! Я уже отчетливо это осознаю!
– Люди встречаются годами, прежде чем это осознают. Ты слишком торопишься…
Сиротливый взгляд выразил все несказанное. Я положила руку ему на ногу, провела до паха и задержала там. Михаил сделался каменным, словно памятник российскому производственнику.
– И у меня просьба к тебе…., – убрала я руку с гранитного паха, чтобы вновь оживить памятник. – Не пиши мне гадости на почту. Пожалуйста…
Мы криво чмокнулись, с первой попытки не попав рот в рот, и не став делать вторую…
Почта
00.00
От кого: Михаил Пименов.
Тема: «Без темы»
Ты свободнее, чем я. Я не буду рассуждать о честности или конституционных правах. Только ведь что-то не так. Спокойной ночи.
00.02
От кого: Татьяна Сторожева
Тема: Re: «Без темы»
Что не так-то? Как ты так сказать умеешь… вроде не собираешься обижать, я надеюсь, а грустно так становится… Специально, что ли..?
00.06
От кого: Михаил Пименов.
Тема: Re [2]: «Без темы»
Нет, конечно. Я ехал в гнездо, непрерывно помня твою завершающую просьбу – «не писать гадости на почту». Поэтому и не хотел вообще ничего писать. Обещал ведь. Но все-таки прорвалось.
Мы должны были перейти «на ты» именно сегодня, а ты всегда спешишь, любопытная. Это комплимент, не дуйся.
Каким-то рывком мы стали душевно ближе, но для меня пропала женщина. Это потеря для самца. Нет-нет, ты красива, изящна, мила и грациозна как всегда.
И на свете все бывает, и не говори никогда «никогда…»
00.08
От кого: Татьяна Сторожева
Тема: Re [3]: «Без темы»
А мне, наоборот, показалось, что стали душевно дальше, но держать руку на твоих брюках было приятно. Вот ведь… каждый арбуз считает косточки только внутри себя.
Вот только не пойму. Нам же хорошо вместе… ты не можешь этого не чувствовать! Зачем же потом кидаться говняшками по почте? Именно потом, а не пока я рядом!
Но… раз женщина у самца пропала, – переходим на ВЫ и к фразе: «Не желаете присесть за мой столик? Я один». Ответ: «Нет, не желаю!»
Телефон.
– Молодец! Умница, черт возьми! Ну почему ты не принцесса! – Радостно вскричал Михаил с утра.
– А кто я? – Спросила я.
– Принцесса ты, принцесса. Выросла только среди гегемонов. А им принцессы классово чужды.
– И что мне делать с горошиной в трусах и гегемонским выражением лица в паспорте?
Михаил резко засмеялся и так же резко оборвал смех.
– Ты не хочешь быть со мной. А я уже слишком стар, чтобы тратить несколько лет жизни на уговоры.
– Молодость в том, чтобы делать с азартом и любовью то, что делаешь. Все остальное – слова, прикрывающие грустную правду тления.
– А если уже все и всех перелюбил?
– Если все и всех перелюбил, надо уйти с любовного стадиона, не занимать дорожки и не вонять старыми носками!
– Хм…, – хмыкнул Михаил. – Ты по телефону такая белая и пушистая, и голос практически обворожительный. Продолжительные и бурные аплодисменты, переходящие в овации. Чувство глубокого удовлетворения!
– Я все время недотягиваю! Почти принцесса, практически обворожительный…
– Это профессиональное, не обращай внимание. Доктора говорят «практически здоров». Автоматизаторы говорят «отклонение параметров в пределах допустимого». Мое чудище. Обло, озорно и лаяй.
– Чего?
– «Чудище» – это такой был эпиграф к «Путешествию из Петербурга в Москву». Я уточнил в справочнике, полностью эпиграф выглядел так:
"Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй». Будучи сражен твоим изяществом и красотой, я выбросил «огромно» и «стозевно». Как объяснил все тот же справочник, «лаяй» – церковнославянское действительное причастие настоящего времени; то есть лает, значит, чудище брешет. А ветер, соответственно, носит…
– Понятно. Не знала.
– Напоминаю, что мы все-таки идем на блюзовый вечер. Я не порвал билеты после твоего отказа. Во-первых, вещь, денег стоит. Во-вторых, мне ведь тоже приятно тебя прогулять. Посидеть рядышком в сумраке теплого зала. Подставить коленку под алчущую руку…
– Так ты хочешь, чтобы я «возалкнула» или не хочешь?
– ВозАлкнуть: разве запретишь?
Бороться с этим бесполезно.
Возглавить нужно, и направить
в ту степь, где радость нами правит,
и будет хорошо – железно!
А после нас – хоть гладь, хоть тишь. – Сымпровизировал Михаил.
– Мой друг Гораций, ты пи**ишь! – Досочинила я.
– Ты меня нарочно эпатируешь, противная. А у меня с тобой сегодня блюзовое свидание…
Дверь заваленного снегом клуба выхлопывала клубы света и пара. Внутри было узко, сумрачно и громко. Похожий бородой и животом на Деда Мороза барабанщик плотно набивал мешок зала сигаретным дымом и запахом любителей блюза. Это были пары. Мужчины и женщины. Пульсирующая музыка соединяла и разъединяла их силуэты. Барабанщик бил по сердцам, загоняя в синие блюзовые глубины.
– Никчемный барабанщик! – Сказал мне на ухо Михаил громким шепотом.
– Почему?
– В барабанщике важнее всего умение держать ритм. Этот же ломает ритм, пытаясь добавлять «свое» – синкопы, раффы, переходит на триоли, а потом возвращается к четвертям, сохраняя лишь общую пульсацию. Лучше бы четверти отбивал. Барабанщик в первую очередь – опора всей группы. Он не должен качаться и прыгать туда-сюда. У него должно быть чувство ритма и умение слушать всю группу, а дальше уже голова и техника. А у этого сплошные брейки не в тему и ритмы, не ложащиеся в концепцию. А мысли нет! Барабанщик как скульптор должен уметь отсекать все лишние звуки. Пусть это будет пять ударов в минуту, но эти удары должны быть именно в том месте, где они должны быть. Технику пусть на соло показывает! Мне очень нравится фраза: техника нужна для того чтобы ее не замечать!
– Миш, я в этом не понимаю, не грузи меня профессионализмом. По-моему, душевно. Очень выгодно иногда не понимать.
Красноречиво ерзающий Михаил больше не мешал мне получать удовольствие от всего, даже от поцелуя с ним…
– Чего-то так хорошо сегодня. От всего. Спасибо тебе…, – искренне произнесла я, облизываясь на прощание.
