– Да нет, Инсар-мар, свечи черны. И хрусталь шара по-прежнему прекрасно-прозрачен… Но не вижу я лампы… Не вижу и дома мастера Салаха. Скрыт от меня и мальчишка. Знаю лишь, что они по-прежнему где-то здесь… Здесь, в прекрасном Багдаде, обители правоверных…
– Не много же от тебя проку, о хранитель ненужных знаний! Придется мне самому начать охоту на сопливого мальчишку и его старую медную лампу.
– Что ж, быть может, и так. Но, быть может, для начала тебе, всесильный маг, неплохо было бы просто вспомнить дорогу к дому золотых дел мастера? Возможно, все просто и нет нужды в магии?
– Замолчи, никчемный советчик…
Но более никаких слов Магрибинец произнести не успел. Ибо у ворот постоялого двора взревели зурны. То прибыли посланцы халифа.
– Продолжим утром, мой неспящий друг. А сейчас меня призывают дела. Я собираюсь стать зятем всесильного халифа… И сделать еще один шаг к своей уже такой близкой цели…
– Продолжим утром, несчастный… Ты опять решил поступить по-своему… Но приближается не твоя цель, а твоя погибель. Иди же. Время рассудит нас.
Глаза неспящего Алима закрылись. Теперь его уделом было лишь ожидание. А ждал он новых бед. Увы, ибо привык всегда оказываться правым.
Макама двадцатая
– Гнев не оставил нас, визирь. Мы по-прежнему сердиты на нашу дочь, по-прежнему считаем ее поведение недостойным. И потому пусть ее свадьба будет тихой, пусть наша дочь и в этот праздничный день почувствует тяжесть отцовского гнева.
– Я повинуюсь тебе, о великий халиф.
Визирь, против обыкновения очень худой и высокий, почтительно поклонился. Визирь Аятолла был некогда странником, потом стал послушником и учеником в медресе. А когда он понял, что служение Аллаху всесильному и всемилостивейшему возможно везде, перешел на службу в диван. Мудрость и спокойное достоинство всегда отличали Аятоллу. Когда же Хазим Великий заметил, какое отвращение Аятолла питает к стяжательству, то решил, что лучшего визиря ему не найти. Аятолла стал визирем необыкновенным во всех смыслах слова. Не брал мзды, не был многословен, не произносил пустых славословий. Но его мнение всегда было плодом долгих размышлений, а потому спорить с визирем не имело смысла, ибо его правота очень быстро стала столь же привычной, как и его немногословные высказывания.
Халиф Хазим очень быстро понял, что визирь Аятолла – лучший выбор, какой только мог сделать мудрый халиф. И сейчас, услышав лишь лаконичное согласие, насторожился. Значит, и у визиря эта грядущая свадьба вызывала опасение.
– А что сдерживает тебя, мудрый визирь? Ведь не ты же отец этой девчонки и потому не можешь быть недовольным ее поведением. Значит, мы полагали, должен был настаивать на том, чтобы долго и пышно праздновать свадьбу единственной дочери великого халифа.
– О нет, великий царь, сейчас меня беспокоит не поведение твоей дочери. Пусть царевна Будур своенравна, пусть она много раз совершала поступки, не совместимые с именем дочери великого халифа… Пусть так. Однако заметь, она ни разу не назвалась своим именем. И хотя ты знаешь, сколь дурны некоторые ее поступки, но никто из твоих подданных не может сказать о дочери великого халифа ни одного худого слова.
– Да, это так. Тут наша дочь оказалась мудра. Но я то и дело слышу в речах твоих «но»…
– Ты прав, великий царь, – визирь поклонился.
– Присядь рядом, мудрый Аятолла. Расскажи мне, что тревожит тебя. Почему ты без возражений соглашаешься с тем, чтобы лишить нашу дочь праздника.
Визирь поклонился еще раз и опустился на подушки. Несколько минут длилось молчание. Визирь пытался как можно лучше сформулировать мысль, а царь его не торопил. Ибо не торопливость есть сестра мудрости, а уравновешенность и справедливость.
– Меня, о великий халиф, тревожит жених твоей дочери – ибо никогда раньше не слышал я о магрибских баннеретах. Не слышал об этом древнем роде, не слышал о том, что кто-то из этих людей ищет достойную пару своему наследнику… Да и появился этот странный мужчина… как-то слишком вовремя. Словно стоял прямо у ворот и ждал именно того мига, когда ты произнесешь свои гневные слова… Опасаюсь я и того, что этот странный человек может оказаться колдуном, способным причинить вред нашей стране и твоему царскому достоинству. Твой звездочет, о царь, как ты знаешь, очень умен. Но, увы, уже не один десяток лет дела мирские не тревожат его. Всему на свете он предпочитает великую гармонию сфер, пытаясь в движении светил найти закономерности, а в молчаливом сиянии далеких звезд прочитать волю небес.
– А наш придворный маг? Он же молод и силен. Быть может, ему удастся прочитать в великой Книге Судеб об этом черном незнакомце…
– Твое величество верно заметило: он молод и силен. И к тому же без памяти влюблен. К несчастью, Будур, великая царевна, – предмет его обожания. И потому у мальчика сейчас безнадежно спрашивать о его куда более счастливом сопернике.
– Бедняга Мухаммад! Значит, и его смогла завлечь в свои сети эта негодная девчонка, наша дочь…
– Не стоит сейчас произносить гневных слов, о царь. Быть может, ты уже наказал свою дочь, сам того не подозревая. Но меня тревожит кое-что еще.
– О Аллах, что же?
– Меня тревожит, как легко согласилась царевна на этот брак. Если ты заметил, великий царь, она не пролила ни одной слезинки. Даже печаль не омрачила ее чела. Царевна лишь бросила на Магрибинца один испытующий взгляд и тут же стала примерной дочерью, согласной с повелением отца. Опасаюсь я, о царь, что твоя своенравная дочь уже нашла в этом браке какую-то выгоду для себя. И боюсь, что выгода эта может обернуться не благом для страны великого халифа…
Халиф промолчал. Да и что мог ответить Хазим, если его тревожили те же мысли.
– И все же, – продолжил визирь, – полагаю, что отказываться от своего решения халифу не стоит. Пусть все идет своим чередом. Пусть вечером состоится церемония и царевна станет женой этого странного человека. Не надо лишь пышных торжеств во дворце и шумных празднеств в городе. А если – чего только, о Аллах великий, не случается под этими небесами! – муж царевны вдруг окажется недостойным ее руки, всегда можно сделать вид, будто свадьбы не было, торжества пришлось отменить. А жениха… предположим, можно изгнать из страны.
Халиф усмехнулся. Приятно, когда приближенные понимают своего монарха с полуслова.
– Ты изворотлив, визирь. Но да будет так. Тихая свадьба, которая, хочется верить, смирит нрав нашей дочери. Если ее жених окажется человеком достойным, мы всегда успеем объявить народу о радостной вести – пышном празднике в честь бракосочетании царевны. Если же окажется человеком недостойным… Ну что ж, значит, царевне предстоит пережить тяжелую утрату любимого супруга…
– Да будет так, – визирь встал с подушек и поклонился.
Еще что-то в грядущей церемонии настораживало его. Но пока он толком не понял, что именно, и говорить халифу об этом не стал.
