Долгим удивленным взглядом ответил царевне Инсар-маг. Похоже, совет Алима оказался более чем правильным, и эта женщина впрямь создана для него. Вероятно, дворец и есть последний шаг на его пути к заветной цели – власти без границ и запретов…
– Пойдем, красавица, поторопись… Скоро сядет солнце, и наш путь через город будет долог и тяжел…
Джинния, превратившись в молоденькую девушку, уговаривала ту, что внешне как две капли воды походила на царевну Будур. Та слушалась, словно во сне.
«О повелитель всех джиннов и джинний, великий Сулейман-ибн-Дауд, мир с ними обоими! Но как же мне заставить ее двигаться хоть чуть быстрее?!» – воскликнула про себя джинния.
И услышала ответ Алима. Ответ, которого не ждала, но который пришелся очень кстати.
«Вспомни свое проклятие, Хусни! Чего ты пожелала для этого двойника?»
«О, благодарю тебя, Алим!»
– Идем скорее, красавица! Поторопимся отомстить тому, кто вызвал к жизни мой гнев и твое несчастное существование!
– Слушаю и повинуюсь, госпожа, – ответила девушка тихо, но решительно. – Мне было бы приятнее, если бы ты называла меня Касас, что значит месть.
– Откуда ты знаешь это слово? – с интересом спросила джинния.
– Я знаю все, что знает тот, кто вызвал к жизни меня, и тот, благодаря чьему проклятию я появилась на свет. Знаю, хотя не понимаю того, что знаю. Но, надеюсь, понимание придет. Иначе моя цель не будет достигнута.
– Что ж, тогда поспешим укрыться в городе, Касас. Там ты сможешь отдохнуть и приготовиться к тому, ради чего создана.
Неприметная калитка в дворцовой стене тихонько открылась, и две девушки, закутанные в плотные покрывала, выскользнули на городскую улицу. Если бы это происходило в любой другой вечер, можно было бы подумать, что неугомонная царевна Будур вместе с верной Сафией вышли прогуляться вечерними улицами Багдада. Но сейчас дворец покинули другие люди… Вернее, двое, лишь выглядевшие людьми. Хусни уводила Касас от Инсара-мага, чтобы он не мог повлиять на нее.
– Скажи мне, добрая госпожа, кто ты и куда мы идем? – обратилась к джиннии Касас. – Я ведь чувствую, что тот, чьей смерти я желаю, все еще здесь, у меня за спиной.
– Это верно. Но люди, милая, считают иначе. Они даже придумали поговорку: «Месть – это блюдо, которое следует подавать холодным». Тебе надо остыть, утишить свой гнев, чтобы сполна насладиться зрелищем смерти своего врага. И не зови меня госпожой. Я Хусни, джинния.
– Да, Хусни. Теперь я буду звать тебя только так.
Ровный голос Касас свидетельствовал о том, что в ней жило лишь одно чувство – покорность. И это очень не нравилось джиннии.
«О друг мой Алим, мне сейчас так нужен твой совет!»
«Тебе, малышка, стоит лишь задать вопрос».
«Скажи, что теперь мне делать с этой несчастной? Вот я увела ее из дворца… Вот она покорно семенит со мной рядом. Никто в целом городе не догадывается, чьего двойника я увлекаю сейчас прочь от дворца, но что будет дальше с этой покорной Касас?»
«Пока ты путешествовала по царским покоям, я здесь немного осмотрелся. Признаюсь, даже подслушал мысли доброй Фатимы, матушки твоего мальчишки Аладдина».
«И что же ты узнал нового?»
«Кое-что интересное, конечно, узнал… Например, о Камне Судьбы и пещере Предзнаменования. Но не это сейчас важно. Важно то, что я узнал о мечтах почтенной Фатимы. Помнишь, что она сказала о Будур и твоей душе?»
«Конечно помню».
«Так быть может, этой мечте легко воплотиться в жизнь? Может быть, тебе самой вселиться в тело мстительницы Касас? Я думаю, что многие ваши мечтания удивительно схожи…»
«О Сулейман-ибн-Дауд, повелитель джиннов! Почему я сама об этом не подумала?! Как все просто! Ведь тогда мы, все трое, получаем то, чего желали! Аладдину, моему юному хозяину, достается красавица, которую он встретил на базаре и с которой желает связать свою судьбу… Я получаю Аладдина, а мстительница Касас делает еще несколько шагов по сладкому пути мести!»
Джинния услышала смешок Алима. В нем смешались удовольствие от того, что Хусни приняла совет своего давнего друга, с не меньшим удовольствием от осознания того, что пустые мечты о мести Черному Магрибинцу наконец перестали быть только мечтами.
«Всегда рад помочь тебе, красавица! Но поспешите, сумерки уже сгущаются. Вскоре одиноким девушкам, даже двум, несладко будет путешествовать по улицам вечернего Багдада!»
Макама двадцать вторая
Вечер опустился на город в тот самый миг, когда за Хусни и ее спутницей закрылась дверь дома доброй Фатимы.
– Наконец ты появилась, Хусни! – в голосе Алима звучало вполне различимое облегчение.
– Я торопилась как могла. Чары над городом сильны, но все же нас два раза пытались остановить какие-то странные люди, которых хочется назвать разбойниками.
– Ну, их можно назвать и разбойниками, и… Но сейчас все же самое время снять чары с города. Боюсь, Инсар может что-то заподозрить… Но разве нам нужно, чтобы он раньше времени узнал о наших планах?
– Повинуюсь, друг мой Алим…
– И только друг… – печально вздохнул тот.
Джинния усмехнулась и легонько провела ладонью по щеке неспящего Алима.
– Дружба – это очень большой дар… И, быть может, самая большая ценность в нашем жестоком и изменчивом мире. Присмотри за нашей гостьей, а я немножко поворожу…
Джинния вышла на середину крошечного садика и встала над ручейком. Если раньше от ее ладоней по всему Багдаду расползались полосы серого тумана, то сейчас она дарила вечернему городу серебристые облачка радости.
Багдад просыпался. Вернее, он приходил в себя после тяжелого колдовского сна. Вновь зашумели улицы, приязненно посмотрели друг на друга успокоившиеся на время соседки, торговцы снова начали расхваливать свой товар, а метельщики и поливальщики улиц опять принялись за дело. Только дворец не пробуждался.
«Быть может, это и мелко, но мне очень хочется отравить тебе брачную ночь, мой бывший муж и теперешний злейший враг!» – подумала джинния.
– Это и в самом деле не делает тебе чести, Хусни… – заметил Алим.
– Пусть, но даже укол маленькой шпильки может быть очень болезненным.
– Быть может… Но я хочу отдохнуть. Не тревожь меня…
В своей загородке заблеяла коза. Приговаривая: «Я слышу тебя, моя красавица!» заспешила к ней Фатима, появился во дворе и сам мастер Салах.
– Фатима, а где Аладдин? – спросил он.
– Я здесь, батюшка… – с листом пергамента перед отцом показался Аладдин. – Я рисовал… Вот это новый узор для драгоценной диадемы… А такое колечко не погнушалась бы надеть на палец и сама царевна.
Мастер с интересом начал рассматривать рисунки сына.
