– Слабости, уважаемая?
Халида поморщилась.
– Милый, ты уже выставил себя дурачком перед этими недостойными. А со мной будь самим собой. Выслушай меня, и поймешь, о чем я толкую.
– Повинуюсь, моя греза.
– Вот и правильно делаешь. Подумай – твои неразумные заговорщики решили использовать недостойные методы для достижения скверной цели. Значит, для того чтобы им воспрепятствовать, надо просто последовать их примеру – использовать дурно пахнущие методы для достижения цели, пусть и не благородной, но, во всяком случае, куда более достойной.
– И какие же дурно пахнущие методы ты готова использовать?
– Да все, любые… И сплетни, и слухи, и клевету… Думаю, для борьбы с этими – прости мне мой скверный язык – подлецами сгодится все.
– М-да… – Шимас скривился. – Вот только я ничего этого не умею.
– Это достойные слова. Зато умею я, твоя жена. И смогу научить тебя этим, пусть и не самым достойным, но, о Аллах, каким действенным приемам!
– Увы, моя звезда, я не буду у тебя учиться. Ибо не хочу, чтобы и тебе угрожала опасность.
– О мужчины, – вздохнула Халида, – как же вы порой непонятливы. Опасность мне стала грозить с того самого дня, когда я стала твоей женой. Теперь же я хочу просто помочь тебе. И ты, когда все как следует взвесишь, согласишься, что лучшего помощника, чем я, тебе не найти. Ибо я могу выведать все тайны, о которых ты и не догадываешься.
Шимас понимал, что жена права – да, ей откроются самые дурно пахнущие тайны, которых, в этом можно не сомневаться, немало у любого человека. Но визирю не хотелось прибегать к таким недостойным приемам.
Халида меж тем проговорила:
– Наверняка тебе, честному человеку, претит одно только это мое предложение. Но если эти свиньи решили похозяйничать там, где им делать нечего, то и мы можем… последовать их примеру.
И Шимас кивнул, соглашаясь с женой. Увы, как бы отвратительно все это ни звучало, но использовать грязные методы будет необходимо. Потому что, похоже, это единственное оружие, действенное против подлости и подлецов.
Итак, заговор был составлен. О нем, конечно, никогда не узнает молодой халиф. О нем, можно поклясться, не узнают ни уважаемая матушка Халиды, ни уважаемый батюшка Шимаса.
Но все же что-то визиря беспокоило. Он пока не мог понять, что. И потому решил положиться на время, которому свойственно разрешать все загадки и все расставлять по своим местам.
Макама десятая
– А вот, моя красавица, тебе маленький подарочек…
– Маленький? – Девушка капризно надула губки. – Совсем маленький?
– О да, крошка. Совсем маленький… Вот такой.
И звездочет, уважаемый человек и второй советник при визире, извлек из коробочки перстень с огромным изумрудом. Камень был столь велик, что мог бы украсить собой не тонкий девичий пальчик, а чалму правителя.
Но девушке этого показалось недостаточно. Ну разве зря она терпела липкие поцелуи этого старика, его тучное чрево и одышку? Разве ради таких пустяков и мелочей, как это никчемное колечко, делала вид, что влюблена в него словно кошка и что его ласки доставляют ей неземное наслаждение?
– Фу…
– Моя птичечка недовольна подарочком своего дружка? Может быть, тебе хочется еще чего-то? Ты только скажи, малышка…
О да, ей хотелось многого. Много, воистину очень много золотых динаров, которые не поместились бы и в сотне громадных сундуков… И тогда она выгонит взашей этого вонючего шакала и заживет наконец жизнью, для которой родилась. Может быть, найдет себе мужчину подостойнее…
Но сказать это она не могла. Пока не могла. Пока были совсем малы ее братья, пока мать продолжала тянуть из нее все соки, пока… И потому красавица нежно улыбнулась звездочету и просюсюкала:
– Твое малышке хочется, чтобы ее дружочек побыл с ней еще минуточку… Или две минуточки…
– Моя птичка! – Звездочет расчувствовался. Эта юная тоненькая девушка будила в нем столь разные чувства: он чувствовал себя и ее мужем, и ее рабом, и ее властелином. И за каждое из этих ощущений готов был щедро платить. – Сегодня твой птенчик пробудет с тобой до самого утречка… Ты рада, малышечка?
– Какое счастьице, мой птенчик… Значит, у нас с тобой есть время… Я смогу приласкать тебя… поиграть с тобой…
«О Аллах всесильный… Приласкать кинжалом… Поиграть в повешение… или в зиндан… Или в продажу работорговцу…»
– Моя маленькая… о да… поиграй со мной, поиграй… А хочешь, я стану твоим львом, а ты моей кошечкой… И мы будем ласкаться, как жадные до страсти дикие звери?
«Ох, меня сейчас стошнит…»
– Нет. – Девушка надула губки теперь скорее обиженно, чем капризно. – Во львов мы играли недавно… Ты был таким грубым, сделал мне больно…
– Но я же был львом, – недоуменно пробормотал звездочет. – А львы не щадят никого.
– Нет, не хочу…
Тут девушка замолчала, делая вид, что с радостью наблюдает за тем, как насыщается толстяк. Она раздумывала, как бы уклониться сегодня от нежности этого тучного борова. Увы, похоже было, что это невозможно, что всю ночь придется ублажать его, борясь с желанием вытащить из-под ложа клинок.
– А чего же ты хочешь, моя птичечка? – Звездочет Сулейман потянулся к ней жирными от мяса руками.
– Я еще не решила… – Малышка ловко уклонилась от объятий. – Сначала я отправлюсь в ванну… А потом уже придумаю. Кем ты сегодня будешь… И кем буду я.
О да, ванна… У нее была ванна – огромная, выложенная мрамором. Слуги могли наполнить ее горячей водой в один единый миг. Это было, увы, одним из немногих удовольствий, которые она могла себе позволить на его деньги.
– Так, быть может, мы насладимся омовением вместе? – Глаза Сулеймана маслено заблестели.
– О нет, мой птенчик… Ты будешь ждать меня в нашем маленьком гнездышке… И предвкушать мое появление.
– Как скажешь, моя птичечка, как скажешь… А если твой птенчик придумает что-то для тебя?
– Мой птенчик меня всегда радует. – Она улыбнулась тучному Сулейману и ускользнула в соседнюю комнату.
К сожалению, как ни прекрасно было прикосновение горячей воды, как ни ласкали чувства ароматы благовоний, но наслаждаться всем этим до утра она не могла – уже два или три раза он заглядывал к ней за ширму и осведомлялся, когда же «его маленькая птичка» наконец «разделит кроватку с ее любимым птенчиком»…
«Что же придумать? – лихорадочно размышляла девушка. – Что же ты, глупая Саида, можешь придумать?»
И тут она поняла, что само имя подсказало ей игру
[2]
. Она станет госпожой, владычицей, предводительницей амазонок, а он?.. А он останется обыкновенным мужчиной и, значит, рабом повелительницы амазонок. Она будет уклоняться, сопротивляться и запрещать. А он…
