– Хитрец… А как я после… покину ваш диван? Меня же стража схватит – я и вздохнуть не успею… Нет, так не пойдет!
И Шимас попытался встать.
– Сядь, олух! Никто тебя не схватит! Я сделаю так, что никаких стражников рядом не окажется! Твое дело будет только… а потом быстро исчезнуть. Но так, чтобы никто из прохожих тебя не увидел… Ну, или хотя бы не заподозрил, что ты торопишься…
– Ладно уж, дядя, не учи ученого. Главное, чтобы ты денежки успел приготовить. Ну, а я уж не подкачаю.
– И ты меня, невежа, не учи. Будут тебе денежки… А теперь прощай. И не смей даже думать, что сможешь перехитрить меня – я все о тебе знаю. И мои люди следят за тобой день и ночь…
– Да ладно, дядя, что ж ты так взъелся на меня…
«Его люди, Аллах всесильный… Его люди следят за мной… Насмешил. Да мой Жак легко сбежал бы от любой слежки… Даже если бы она была».
И Шимас тяжело вздохнул, постаравшись сделать так, чтобы это выглядело извинением.
– Ну ладно, ладно, – пробурчал первый советник. Он так боялся этого гиганта и этого места, что с удовольствием отменил бы все и сразу. Но… Но уже не мог – сама мысль о том, что он, войдя в главный церемониальный зал, не увидит там юного халифа, была столь сладка и заманчива, что одно это видение искупало весь ужас, который испытывал первый советник сейчас.
Советник поспешил к дверям, а Шимас остался над плошками и тарелочками.
«Да, годы спокойствия и глупость творят воистину удивительные чудеса. Он не подумал, что я могу поспешить к стражникам, не подумал, что я могу это кому-то рассказать. Даже слежку за мной он не направил… Подумал, дурачок, что одних угроз будет довольно… Неужто я и в самом деле выгляжу таким тупицей?»
Хозяин харчевни, часто кланяясь, спешил к нему.
– Спешу осведомиться у доброго моего друга, знает ли он, кто сейчас подходил к его столу?
– Увы, добрый Чэнь, прекрасно знаю…
– Тогда я спешу сообщить, что на улице его ждали два каких-то подозрительных человека – тучный и невзрачный. Что они поспешили удалиться, а вместо них у дверей остался какой-то неприятный господин, слишком юный для мужчины и слишком старый для мальчика.
Шаимас усмехнулся.
– Это, добрый мой друг, они оставили соглядатая. Чтобы я не вздумал пойти и сдать их стражникам. Ну, или чтобы не убежал из города…
Хозяин вновь покивал.
– Прикажешь соглядатая отвлекать?
– Нет, не стоит. Пусть уж видит, как я ем… А потом мы с ним отправимся в веселый квартал… Там есть несколько удивительно удобных переулков…
– Но он еще так юн…
– Друг мой, я же не сказал, что собираюсь убить его… Я просто оставлю его в дураках посреди улицы… Причем оставлю в штанах… Не бойся. Твоему заведению не будет причинено никакого урона…
– Воистину, добрый Жак, этого я боюсь меньше всего. И, если ты позволишь, посмею заметить, что твой шрам чуть… сдвинулся.
– Вот видишь, какие у меня… неразумные соперники. Собеседник-то мой ничего не заметил. Хотя видел меня вчера.
Хозяин усмехнулся и исчез. Через мгновение он уже что-то втолковывал посетителю, требующему ложку вместо палочек.
– Слишком стар для мальчика и слишком молод для мужчины… Эх, советник, советник… А говорил, что твои люди следят за каждым моим шагом… Воистину, когда Аллах хочет наказать человека, он лишает его разума.
И Жак-бродяга, кинув хозяину монетку, вывалился из харчевни.
«Ну что, дурачок, пошли гулять по городу? Клянусь, что сегодняшняя прогулка тебе понравится! Клянусь шрамом Жака-бродяги!»
Макама пятнадцатая
– Но ведь ты просто бедняк! Мои добрые родители, да пошлет им Аллах великий тысячу тысяч лет жизни, ни за что не согласятся, чтобы я выходила за тебя!
– Я выучусь и стану кади. А кади бедными не бывают, любимая. Мы с тобой заживем богато, а наши детки будут самыми красивыми и счастливыми людьми мира. И мы состаримся в счастье и спокойствии…
– Я мечтаю об этом, мой родной. Но…
– Чего ты еще боишься, моя греза?
– Не следовало мне уходить сегодня с тобой, мой прекрасный, нет, не следовало…
– Почему? Ты боишься меня? Или ты боишься глупых пересудов? Или, быть может, ты разлюбила меня?
– Как ты можешь говорить такое? Ты лучший из мужчин мира! Мне не нужен никто, кроме тебя! Я готова за тобой пойти на край света!
– Но тогда почему ты раскаиваешься в том, что пошла со мной сегодня?
– Потому, что я хочу быть достойной твоей любви, хочу стать матерью твоих детей и никогда ни на миг не пожалеть о том, что позволила тебе больше, чем может девушка позволить своему жениху до свадьбы…
– Но разве я только твой жених, глупенькая? Разве не поклялись мы друг другу самыми высокими клятвами? Разве не пообещали жить в согласии и умереть в один день? Разве я не твой муж?
– Ты… О да, ты мой муж… И мы поклялись друг другу самыми крепкими клятвами. Но все же нехорошо, что ты увидишь мое лицо до свадьбы…
«Глупышка, да разве нужно мне твое лицо? Вот все остальное… О, ты такая спелая, аппетитная… А лицо можешь вообще не открывать!»
– О Аллах всесильный, любимая! Но почему ты этого так боишься?
– А вдруг тебе не понравится мое лицо? А если ты решишь, что я некрасива… Ты же откажешься от меня!
– Моя греза, моя любовь, моя судьба! Да я не откажусь от тебя даже через тысячу лет! Ибо ты умна, сильна духом, добра… Настоящая подруга, истинная жена для сурового кади.
– Но ты же еще не кади…
– Я стану им, непременно стану. И уже совсем скоро. И тогда мы сыграем веселую свадьбу. И ни твои уважаемые родители, ни мой почтенный наставник не скажут ни слова – ибо счастливее нас не будет никого в целом свете.
– Ты так хорошо говоришь. И я так хочу тебе верить…
– Поверь мне, прекраснейшая. Ты – единственная, ты самая лучшая. И лишь твоей верой в меня и мои силы я живу, надеясь лишь на твое сердечко…
Девушка опустила глаза. О, как ласкали ее слух эти слова! Он, высокий, такой красивый, такой заботливый, был сейчас рядом с ней. И ей было этого более чем довольно.
– Ну вот мы и пришли, прекрасная греза.
– Ты живешь здесь один?
– Увы, моя прелесть. Мои родные далеко. А здесь тихо, и можно усердно заниматься, не отвлекаясь на мелочи.
– О да, я понимаю. Ведь кади должен знать все-все на белом свете.
– Да, моя любовь. Он должен знать все-все…
Юноша подошел к ней сзади и обнял за плечи.
– Не пугайся меня, моя греза, моя мечта. Разве я когда-нибудь лгал тебе?