З. М.
— Вот как было, Ниночка! Я не виноват… — прошептал он и нажал кнопку селектора.
— Оля, у нас есть что-нибудь вроде йода и пластыря?
— Ой, сейчас найду!
36. Святоград
…Когда родилась Вика, Гена ощутил в душе странную легкость и беспечность, словно отвечал лишь за сохранность уродливого Марининого живота, а не за появившегося на свет младенца. В мае, через год после незабвенной грозы, в воскресенье, Скорятин поехал на кладбище к отцу, но, вместо того чтобы припарковаться возле теток с бумажными цветами, даже не проведав могилу, рванул по Звенигородскому шоссе к кольцевой дороге, и дальше без остановок — в Тихославль. Трасса была почти свободна. Караваны импортной жратвы и подержанные иномарки с правыми рулями еще не забили склеротические дороги Отечества. Возле редких, как магазины «Березка», АЗС выстроились очереди из легковушек: автолюбители караулили бензин. Рядом спекулянты продавали горючее канистрами. Гена мчался на серебристом «Москвиче-2141», купленном за кооперативные деньги по лимиту Союза журналистов. Новинка советского автопрома еще не примелькалась на улицах и трассах: неосведомленные водители и пешеходы удивленно провожали взглядами незнакомую разновидность легковушки, для отечественной модели слишком обтекаемую, а для иномарки недостаточно изящную. «Жигули» оседлала Марина. Теперь, пока свекровь пела колыбельные писклявой Вике, жена сама возила Борьку на музыку и большой теннис в Лужники, сдавала на руки тренеру и любовалась, как лихо сын управляется огромной ракеткой. Кстати, Исидор жил рядом, на набережной, в доме с аптекой, его болезная супруга не вылезала из санатория. Пожилые еврейки любят лечиться…
«Мог бы тогда и догадаться!» — думал Скорятин, морщась от боли.
— Как же вы так? — сострадала Ольга, обрабатывая сбитые костяшки перекисью водорода.
— Случайно. А где письмо из Тихославля?
— У вас в папке. Я положила.
…Он бросил машину возле Гостиного двора и побежал вдоль стены Духосошествинского монастыря к Зоиному дому. Из распахнутых железных ворот рабочие, матерясь, с грохотом выкатывали огромную черную бочку. На булыжную мостовую сыпалась прошлогодняя квашеная капуста, оглашая окрестности тяжелым кислым духом. Козы, истошно блея, бежали следом, подбирали и жадно выхватывали друг у друга серые протухшие клочья. Мужики хохотали и передразнивали обезумевший мелкий рогатый скот: «М-м-е-е-е…»
Старушки у подъезда встретили пропавшего москвича с недоумением, а кошка, сидевшая на пенсионных коленях, посмотрела на него желтыми испуганными глазами. Дверь открыл Маркелыч. Он был в той же майке и трениках.
— Ого! — только и вымолвил сосед.
— А где Зоя Дмитриевна? — спросил Гена.
— Укатила.
— Куда?
— Не доложилась. Пошли — покажу!
Он взял нежданного гостя за локоть и повел на кухню. Там гудела тугим синим пламенем новая колонка.
— Чистый Чернобыль! Греет так, что и чайник не нужен.
— А она разве не на работе?
— Кто?
— Зоя.
— В отпуске она теперь. Наверное, в Затулихе.
— Одна? — сухим голосом спросил спецкор.
— Одной нельзя. С Колобком укатила. Догоняй!
…Скорятин поблагодарил Ольгу за скорую помощь и посмотрел на часы: без десяти шесть. Можно вызвать такси, поехать в Сивцев Вражек, смести снег с «вольво» и рвануть, как тогда, в 1989-м, в Тихославль. Но, во-первых, придется подниматься домой — за ключами и техпаспортом, а значит, разговаривать с Ласской, слушать ее вранье или, еще хуже, правду. Во-вторых, после такого снегопада дороги вычистят к утру в лучшем случае. Можно полночи простоять в заторе где-нибудь у Загорска, сиречь Сергиева Посада. Да и выпито немало. Это раньше, при советской власти, достаточно было махнуть редакционной корочкой — и наблюдательный гаишник брал под козырек: связываться с прессой себе дороже. Сколько погон слетело за неосторожное вымогательство на трассе у водил, оказавшихся журналюгами! Теперь совсем не так: вытрясут, как бабушкину копилку. Капитализм. Ради денег на все готовы. И правды не доищешься. Вон, главред «Московского календаря» пожаловался в МВД, так его стали на каждом перекрестке тормозить, штрафовать, мучить, номера снимать. «Покажите-ка огнетушитель! Ясно, на три дня просрочен. Пройдемте!» А уж если «выхлоп» изо рта унюхают, держись: разденут, как в подворотне. Странно, что еще на кремлевские башни до сих пор вместо звезд долларовые загогулины не нахлобучили. Честнее будет! К тому же бывший главный редактор столько лет разъезжал на служебной машине, что отвык сам крутить баранку. Надо учиться заново…
Он снова нажал кнопку селектора:
— Оля!
— Аушки.
— Посмотрите, когда поезд на Тихославль? Или лучше даже автобус. Их теперь много.
— Одну минуточку!
— И закажите мне гостиницу в Тихославле.
— Сейчас, Геннадий Павлович.
…Возле голубого дебаркадера народу не было — только вездесущие куры ворошили клювами подсолнечную лузгу, оставленную на берегу уплывшими пассажирами. Тускнеющее солнце на розовой туче опускалось в воду почти незаметно, точно теплоход в шлюзовой камере. Кузнечики уже завели свой вечерний стрекот. На чугунном быке сидел сторож в тельняшке и курил ядреный «Памир». Вокруг него, не решаясь приблизиться, роилась мошкара. Пустая пачка с силуэтом «нищего в горах» валялась у ног, обутых в кирзовые сапоги с обрезанными голенищами.
— Давно? — спросил Гена.
— Эвона пошел! — Дед беззубо улыбнулся и показал на дымок, поднимавшийся из-за стрелки. — И где ж ты, милок, гулял?
— Когда следующий?
— Завтра. Импортная? — он кивнул на «москвич».
— Отечественная.
— Ишь ты! Ускорение значит?
Объясняя сторожу, чем новая, 41-я модель отличается от прежней, спецкор осознал: ждать утренний катер бессмысленно. Ну, доберется он до Затулихи и что скажет Зое? «По веничку соскучился…» Если бы любовь обходилась без слов! Если бы… А еще там Колобков, который, судя по всему, занял его, Генино, место. С ним-то что делать? Стреляться через платок? Наверное, один пистолет не заряжают для того, чтобы кого-то обязательно прикончили и благородной даме не пришлось мучиться выбором. Могла бы, между прочим, утешиться и не так скоро…
Но Гена не уезжал, он медлил, страдал, бродил по городу, замечая перемены. На куполах прибавилось крестов, иные храмы стояли в лесах. Кажется, советская власть помирилась с церковью. Все-таки родственники. На клубе речников появилась самодельная вывеска «Штаб народного фронта». Потом Скорятин томился в машине возле библиотеки, уставившись на то место у колонны, где в последний раз говорил и целовался с Зоей. На доске у входа вечерний ветер шевелил объявление об окружном собрании по выдвижению кандидатом в народные депутаты первого секретаря обкома Рытикова А. Т. Начало смеркаться. Сирень запахла дешевыми духами. Пенные волны навалились на заборы и напоминали фиолетовую пузырчатую квашню, прущую через края бадейки. Куры вышли из подворотен на вечерний клев и с опаской поглядывали на незнакомый автомобиль. По ступенькам сбежала Катя со свертком в руках. Увидав Гену, выскочившего навстречу ей из машины, она страшно испугалась и умчалась, скрежеща каблучками о булыжники.
