Иван Степанович и его приятель были благополучно найдены и доставлены домой, целыми и невредимыми. Правда, Иван Степанович поклялся, что продаст катер и уедет из этих мест далеко-далеко.
Дядя Семён и Валера единодушно отказались от вознаграждения и быстро и незаметно исчезли с Большого Соловецкого острова, толком не попрощавшись ни с Егором, ни с его сестрой. Егор даже слегка обиделся.
Оказалось, что в первый же вечер, когда отец понял, что дети пропали, он с почты позвонил матери и сказал, что мобильной связи на Соловках нет и поэтому звонить ни он, ни ребята ей не смогут. Мама переполошилась, но поверила. Так что теперь им предстояло ещё рассказывать ей о своих приключениях. Как-нибудь осторожно-осторожно, чтобы она поняла и простила отца.
* * *
Когда поезд подошёл к маленькой станции, окружённой посеревшими от сырости заборчиками, Егор вернулся в купе. Лёлька спала на верхней полке, уткнувшись в стенку и даже во сне придерживаясь рукой за вешалку. Отец сидел у стола и делал вид, что читает журнал.
– Привет, – тихо сказал Егор.
Отец поднял голову и кивнул. Только сейчас Егор заметил, что у него появились седые волосы на висках, а на лбу прорезалась глубокая морщинка.
– Пап, – осторожно начал Егор. – Я давно хотел спросить, а как-то не получалось. Почему вы меня усыновили? У вас же Лёлька уже была?
Отец посмотрел на Егора.
– Да всё просто, – улыбнулся он. – Я тогда перед Новым годом поехал в ваш детский дом подарки от фирмы отвозить. Стеснялся жутко. И, чтобы поддержать, мама решила составить мне компанию. В общем, только мы вошли, в вестибюле увидели тебя. Я уж не помню, что ты там делал, но, когда нас заметил, вскочил и к маме на шею бросился. Она тебя подхватила. «Сыночек, – говорит, – миленький! Наконец-то я тебя нашла!» А сама плачет и тебя не отпускает. Ты тоже разревелся… Это потом нам объяснили, что детдомовские детишки любой женщине «Мама!» говорят. Только нам уже всё равно было. Мы решили, что ты станешь нашим сыном, и всё.
Егор слушал молча, только почему-то у него жутко щипало в носу и даже глаза от этого слезились.
– Вы меня усыновили, потому что я был сирота? – вдруг спросил он. – А если бы вы узнали, что мои настоящие родители…
Егор закашлялся и закончил еле слышно:
– Были очень плохими людьми? Преступниками?
Отец возмущённо посмотрел на сына:
– Твои настоящие родители – мы с мамой. Или ты в этом сомневаешься?
– Нет, – смущённо просипел Егор. – Но просто если у меня дурная наследственность? И вы бы это узнали только сейчас, то… Вы бы от меня отказались?
Отец с силой выдохнул воздух.
– Мы бы не отказались от тебя ни при каких условиях, – чётко выговаривая каждое слово, ответил он. – Как ты вообще мог до такого додуматься?
– Как? – переспросил Егор, чувствуя солёный привкус во рту.
А потом, всхлипывая и захлёбываясь словами, рассказал отцу об электронных письмах и последней эсэмэске.
– Понимаешь, там было: «Твои родители считают, что усыновили сироту. Я знаю – это не так. Хочешь, чтобы и они узнали, что твоя настоящая мать Ирина Зотова – алкоголичка, а отец – м…» Я думал-думал. Ведь «м» – это, наверное, маньяк?
– Дай-ка мне мобильник, – дослушав сына, попросил отец.
Егор протянул сломанный телефон.
Отец открыл крышку, вытащил аккумулятор и несколько минут ковырялся в нехитром «мобильничьем» нутре. Когда он поставил аккумулятор обратно и нажал кнопку включения, аппарат отозвался радостным писком.
А через минуту загудел, получив новое сообщение. Отец открыл текст, быстро прочитал и протянул Егору.
Это было окончание той самой эсэмэски.
После многоточия в скобках шли слова «ожно сказать, что его просто не было».
– Вот тебе и маньяк, – усмехнулся отец.
Егор вдруг понял, почему чувствует солёный привкус. От волнения он прикусил нижнюю губу и даже не заметил этого.
Егор сидел на полке рядом с отцом и чувствовал, как уходит в никуда напряжение последних недель. Будто воздух из лопнувшего шарика. Впервые за эти дни ему стало так легко и спокойно, как было, наверное, только в дошкольном детстве. Почему же он сразу не рассказал отцу обо всём? Зачем так мучился и молчал?
– Знаешь, что мне интересно? – спросил отец. – Откуда этот шантажист знает имя твоей биологической матери?
– Биологической? – восхитился Егор. – Слушай, а ведь правда! У меня прямо язык не поворачивался называть её родной или настоящей. Потому что настоящая мама у нас с Лёлькой одна.
– Ну, – замялся отец, – термин-то не новый.
– А может, – предположил Егор, – шантажист просто придумал имя и фамилию?
– Да нет, – покачал головой отец. – Видишь ли, это не афишировалось, конечно, но мы почти случайно узнали, кто тебя оставил в Доме малютки.
– И кто? – напрягся Егор.
– Очень молоденькая девушка. Вынимаешь, она приехала в Питер откуда-то из деревни, мечтала устроиться получше.
– Как тётя Маша Зверева? – уточнил Егор.
Отец почесал переносицу и сморщился, как от кислого.
– В общем, да. Только тёте Маше мы с твоей мамой помогали. Нашли комнату подешевле, на работу устроили. А той девочке помочь было некому. Она оставила тебя в Доме малютки и начала жизнь с чистого листа. Правда, не знаю, каку неё это получилось. А звали её Ириной Зотовой.
Егор осторожно выдохнул воздух и подумал, что, когда вырастет, обязательно найдёт эту женщину. Просто. Чтобы посмотреть.
– Давай-ка попробуем кое-что узнать, – предложил отец. – Здесь вроде бы населённых пунктов много, сигнал у мобильного устойчивый. Наверное, и ноутбук сможем к Интернету подключить.
Он наклонился и вытащил из-под столика футляр с ноутбуком.
– Так, связь вроде есть. Можешь мне назвать свой почтовый ящик и пароль?
Егор кивнул и облизнул прокушенную губу. Кровь остановилась, но губа противно ныла.
– Ага, – сказал отец, пощёлкав по клавиатуре. – В корзину ты письма удалил, но саму корзину не почистил. Вот они, родимые!
– А что ты хочешь сделать? – поинтересовался Егор.
– Посмотреть, на кого зарегистрирован почтовый ящик отправителя. Может быть, конечно, имя просто придумали, но вдруг…
Через несколько минут отец вздохнул и оторвал глаза от экрана.
– Альбина Морошина. Не знаешь такую? А мне почему-то фамилия кажется знакомой.
Егор отрицательно помотал головой:
– Раз имя девчачье, значит, точно придуманное. Мне же наверняка писал кто-то из тех парней, которые на Петра Васильевича напали.
– Как знать, – не согласился отец. – По-моему, парень писал бы по-другому. Манера-то как раз женская. Вернее, девчачья. Наивно, жестоко, но без грубостей. И рассчитано только на то, что ты побоишься рассказать о письмах нам. Парень, скорее, пообещал бы просто морду набить. Так. Подожди. Кстати, тут указано, что учится Альбина в школе, которая находится в нашем дворе. Ага. И «ВКонтакте» у неё страничка есть. С такой же фотографией. Слушай, а как кто-то вообще мог узнать, что ты собираешься давать показания? Хулиганы тебя вроде бы не видели, Пётр Васильевич вряд ли с кем-то поделился. Ты сам никому не рассказывал?
