– Да всё у меня нормально, – отмахнулся я. – Не дави на психику! Отстань!
Больше за весь учебный день ко мне никто не обращался, не задавал глупых вопросов, и Лена на меня не смотрела, словно я превратился в невидимку. Даже Горбуньков куда-то исчез. Я и отправился спокойно после уроков домой.
– Раз так, – бормотал я, – значит, так. И лучше мне посидеть у себя в комнате и почитать. Это знак.
Хотя ни в какие знаки я не верю, всё это ерунда. Ну стрелец я там или козерог, какая разница? Все эти гороскопы-холмоскопы только для того и созданы, чтобы людей с толку сбивать. Если судьбой уготован тихий день, значит, будет тихий день. Ну а если ненормальный, никуда ты от него не денешься.
Дома я решил вымыть полы. И вымыл. Мама, когда вернулась, очень обрадовалась. А я к тому времени сделал все уроки, мы с мамой поужинали, даже телевизор посмотрели, а потом разбрелись по комнатам.
Я завалился на свою любимую кровать, включил торшер и достал из-под подушки «Время Чародея». Что там у нас с Касмандьёркой происходит?
Так… Происшествий пока нет… Одни мысли… Сплошные эмоции… Тоже, бедолага, влюбился, как и я. Мучается.
Кто может помешать молодому волшебнику взрастить любовь к самой чудесной девушке на свете? Её родители? Эти несносные горожане?
Кто осмелится запретить ей видеться с молодым волшебником, утверждая, что он – беспечный фокусник? Глупые родители?
Кто рискнёт припугнуть молодого волшебника? Разве что-то может его напугать? Разве упустит он своё счастье, свою Кристину?!
Что позволяют себе эти горожане? Что они о себе вообразили? Глупцы!
Да… Видно, туго пришлось Касмандьёрке. Все против него. И в первую очередь – родители семнадцатилетней Кристины…
К сожалению, о том, как именно туго пришлось Волшебнику, ничего я в дневнике не нашёл, но кое-что узнал про девушку…
Ах, Кристина, и ты не поняла меня! И ты отреклась от своего Волшебника! Во имя чего?! Во имя кого?! Что связывает тебя с этим мелочным миром?! Я же люблю тебя!..
Прочь из мерзкого городишки! Жалкие создания, не ведающие, что творят!
Мда-а, Волшебник вспылил…
И снова ни единой строки о том, что произошло… То ли не записал, то ли кто-то стёр. Может, тот самый Чёрный маг Этхей? Если вообще чёрные маги существуют на свете…
Какой я безумец! Как посмел я обидеть тебя, Любовь моя?!! Я лечу к тебе! Прости! Прости!.. Громы и молнии, скалы и камнепады! Прочь с моего пути!..
Да нет, не всё так страшно. Вернулся Касмандьёрка к своей принцессе!
О, Кристина! Вот и ты! Ну же! Почему ты ничего не спрашиваешь?
– Где ты был, дурачок?
– Я сидел на самой высокой горе, окружённый грозовыми облаками и молниями, ослеплявшими меня, и моё горе…
– Не надо так страдать.
– Я не буду, Кристина! И я понял! Все наши страдания мы выдумываем сами. Они вырастают в уродцев или в злых волшебников, которые мучают и себя, и себе подобных!
– Мы все любим тебя и уважаем, – прошептала Кристина. – Милый, ты всё нафантазировал!.. Тебя больше никто не оскорбит и не станет над тобой насмехаться. Разве можно обидеть такого, как ты? Ну что ты, мой хороший, не плачь! Пойдём-ка лучше на пруд и посидим на солнышке. Просто так. И будем слушать стрекоз и глазеть на головастиков…
Я подумал про Лену. А потом вспомнил, как нагрубил Василисе. Зачем я это сделал? Я и сам не мог понять. Может, Волшебник прав – все наши страдания мы выдумываем сами?
Я встал с кровати и подошёл к окну. В небе мерцали звёзды…
Где ты, волшебник Касмандьёрка? Выдумка ли ты шутника или и вправду жил-был на этом свете, а может, и живёшь до сих пор, и любишь свою Кристину?..
А сколько живут волшебники? Триста лет? Пятьсот? Тысячу?.. Что же, им приходится влюбляться раз в сто лет? А может, раз влюбившись, они потом любят и любят одну и ту же девушку и веками тоскуют по ней в своём волшебном одиночестве?..
Жаль, если так…
А может, Волшебник способен продлить жизнь любимой?! Было бы здорово!
Я лёг поуютней, укутался и уснул.
Во сне я ничего не видел. И никакие автомобили-призраки не смогли бы разбудить меня в ту ночь. Ведь я тогда кое-что понял в этой жизни, а это не так уж мало. И требует крепкого сна.
На следующее утро я первым делом нашёл в школе Кощея. Он сидел в кабинете истории. Не поверите! На первой парте! И что-то сосредоточенно переписывал с доски.
– Сам напросился, – хмыкнул он и добавил своим хриплым шёпотом: – Так и сказал училке, мол, хочу на первую парту. У неё челюсть отвалилась. Прикинь? Нервный шок, прям в нокдаун отправил!
Кощей быстро оглянулся, я тоже. Мы успели заметить, как нас подслушивает востроносая девчонка, а она сделала вид, что копается в рюкзаке.
– Пойдём выйдем… – вздохнул Кощей.
Мы вышли в коридор, где все вокруг носились, толкались, а значит, можно было спокойно поговорить. Мы отошли к окну.
– Круто, – сказал я. – Ты не просто сиди, ты ещё и слушай, запоминай, вникай…
– Ты чё? Совсем меня за дурака считаешь? – обиделся Кощей. – Я слушаю, вникаю… Много придётся вникать-то. И читать. Догонять мне надо этих малявок. Как Михайло Ломоносову. Ты мне только лекцию про него сейчас не читай, сам, если надо, прочитаю.
Кощей искоса глянул на меня, мол, здорово выдал про великого русского учёного, и кивнул в сторону своих одноклассников из шестого «Б»:
– Стыдно мне с ними…
– Терпи, – сказал я. – Сам до такой жизни докатился.
– Ну, ты у меня ещё поговори! – сверкнул глазом Кощей. – Ты-то чего мне на мозги капаешь? Тоже нашёлся – Лев Толстой!
Мне стало смешно, Лев Толстой-то здесь при чём?
Словно прочитав мои мысли, Кощей добавил:
– Он для детей писал. Уму разуму учил. Дома книжка лежит. От матери осталась.
Я никогда не спрашивал Лёху, где его родители. Да и когда я мог спросить? До недавнего времени с ним невозможно было нормально поговорить.
И сейчас не спросил. Я стараюсь лишних вопросов не задавать. Если человек захочет, сам расскажет. А лезть в душу – самое последнее дело.
И снова Лёха угадал, о чём я думаю.
– Нет у меня матери. И отца нет. Умерли. Ладно, пошёл я… – он сделал несколько шагов и снова повернулся ко мне: – А чего ты приходил-то?
– Давай после уроков пойдём к Нельке? – предложил я, Кощей хмыкнул, я продолжил: – А я Василису из нашего класса позову. Она новенькая, приезжая, просила город показать. Я ей нагрубил вчера, хочу извиниться.
