– Эх ты! – усмехнулась Ленка. – Не «рисовать» надо говорить, а «писать»!
– Знаю, – неожиданно для самого себя я разозлился. – Знаю!
Мне вдруг совсем расхотелось идти с Леной на занятия по живописи. Во всяком случае, не с такой Леной, какой она была сейчас.
– А чего ты злишься? – она заглянула мне в глаза, иногда у неё ужасно цепкий взгляд.
Я подумал: «Ещё секунда, и я скажу ей, что хватит со мной кокетничать, ей это совсем не идёт». Но тут очень вовремя появился Горбуньков, и хорошо, что появился, иначе я сморозил бы глупость.
Горбуньков, словно не замечая Лены, подошёл ко мне, хлопнул по плечу и сказал:
– Т-тебе большой привет от Н-насти! Она т-твоё зеркало из рук не в-выпускает!
– Ты отдал моё зеркало какой-то Насте? – сверкнула глазами Елена Прекрасная. – Ты же его МНЕ подарил!
– Д-да не какой-то, а м-моей с-сестре, – попытался объяснить Горбуньков. – Ей п-пять лет. Она в д-детский сад ходит!
– Да хоть в сад имени Пушкина! – возмутилась Лена и хлопнула ладонью по столу. – Ты МНЕ его подарил! Если вечером зеркала не будет у меня!.. Я…
– Что? – спросил я спокойно. – Что ты сделаешь?
– Я всем расскажу про твою тайну! – выпалила Лена.
Про что это она? Какую такую мою тайну она знает? И откуда? Никто про мои тайны ничего не знает, а даже если и знает, то это Горбуньков. Да и он не знает про сундук, он ничего не видел! А какие у меня ещё тайны? Я хоть и люблю Лену, но делиться с ней своими тайнами пока не собираюсь.
На этом наш разговор закончился, Лена ушла, а Горбуньков виновато спросил:
– Я ч-чего, всё испортил? М-может, я принесу это зеркало н-назад?
– Нет, – буркнул я. – Мы его подарили Насте. Зачем обижать твою сестрёнку?
– Н-некрасиво получилось, – огорчился Горбуньков.
– Знаешь, как моя мама говорит в таких случаях? – сказал я.
– К-как?
– Не бери в голову! – громко произнёс я и пошёл из столовой, так ничего и не поев, и только проходя мимо одного из столиков, заметил Василису.
Наверное, она всё слышала. Да мне-то что? Может, и она прикидывается ангелочком?!
Звонок на урок давно прозвенел, а учительницы всё не было. Класс совершенно взбесился. Гороховы пытались перекричать друг друга, спорили о какой-то ерунде. Остальные, даже Лена, бросали друг в друга разной мелочью, словно они только этого и ждали – остаться без учителя.
Одна лишь Василиса зажала уши и зажмурилась.
Я и без того был на нервах из-за разговора с Леной и уже хотел вскочить и крикнуть, чтобы все замолчали, как вдруг в класс вошёл высокий мужчина в чёрном фраке, чёрной бабочке, белой сорочке и узких чёрных туфлях. Не хватало только трости и котелка.
Я не оговорился, он был именно во фраке! А на крупном носу поблескивало пенсне, точно такое же, какое носил Антон Павлович Чехов. Вообще-то, мужчина только этим и был похож на великого русского писателя. На голове у него не росло ни единого волоска, рот казался большим и узким.
Стёкла пенсне посверкивали, но не могли скрыть пронзительного взгляда незнакомца. Я почему-то сразу вспомнил Чёрного Кота с жёлтыми глазами-огоньками. Если бы в класс вошёл кто-то другой, никто бы не обратил на него внимания. Или же вошедшему пришлось бы громко бросить на стол классный журнал и скомандовать: «Тихо! Всем сидеть!»
Но вошёл именно этот высокий мужчина в чёрном фраке и пенсне. И это было так странно, что все застыли и молча уставились на пришельца.
И тут произошло удивительное. Мужчина добродушно улыбнулся, взгляд у него потеплел, он открыл рот и сказал очень приятным баритоном, почти пропел:
– Здравствуйте, я ваш новый учитель литературы. Садитесь, в ногах правды нет.
Мы сели. Причём так тихо, словно нас околдовали и мы превратились в послушных учеников, которым очень нравится внимать каждому слову этого человека. Мужчина тоже сел – за учительский стол.
– Объясняю ситуацию, – снова пропел он. – Алине Николаевне всё-таки пришлось уйти в декретный отпуск. Заболела её полугодовалая Маня. Ничего страшного, но требуется серьёзный уход. А кто, как не мать, может справиться с этим делом лучше всех. Ведь верно? А теперь давайте знакомиться. Меня зовут…
Он не успел договорить, потому что в класс, как обычно, ворвалась Гренадерша – Ангелина Степановна. Новый учитель при её появлении вежливо встал. Мы тоже вскочили, чего обычно по своему желанию никогда не делали.
– Уже познакомились? – прогремела Ангелина Степановна с порога. – Нет? Что же вы? Знакомьтесь! Это, мои хорошие, Орлов Сан Саныч! Простите, Александр Александрович! Как говорится, прошу любить и жаловать! А я побежала, у меня встреча с депутатом!
И она исчезла так же внезапно, как и появилась.
– Ну что ж, – сказал своим приятным голосом Сан Саныч, – давайте знакомиться дальше. Вы, я так понимаю, – он улыбнулся двойняшкам, – Гороховы?
Чудеса! Двойняшки ничего не проорали в ответ, а только кивнули, мол, да, это мы.
– А ты – Елена Прекрасная, – Лена потупила взор, а учитель продолжал угадывать каждого из нас: – Василиса? Очень приятно!.. Горбуньков?.. Чудесно!..
Так он перечислил всех, но не назвал единственного человека. Меня.
Он встал из-за стола, подошёл к доске, взял в руки мел, но обернулся, посмотрел мне прямо в глаза, словно чёрный ночной кот под моим окном, и сказал:
– Ваня, мне показалось, что я назвал тебя самым первым. Ивашов, ведь верно?
У меня вспотели ладони. Я кивнул, как и все остальные. Ответить не получилось: не хватало у меня слов для общения с этим человеком.
– Это пройдёт, – произнёс Сан Саныч, угадав мои мысли. – Говорить надо только тогда, когда есть что сказать. То есть сначала подумай, а уж потом говори. Как гласит чудесная русская пословица: «Речь вести – не лапти плести». Метко сказано, да?
Он внезапно взмахнул рукой, словно дирижёр своей дирижёрской палочкой, и мы хором пропели: «Ме-е-етко!»
Сан Саныч улыбнулся нам, а мы заулыбались в ответ – графу Орлову. Я его про себя сразу так окрестил – Граф Орлов. В чёрном фраке, бабочке и пенсне.
Глава 4
Жизнь – карусель!
Удивительные слова, загадочные: палитра, умбра жжёная, малиновый краплак, кадмий оранжевый, акварель!
– Начнём с пейзажа, – Пётр достал краски и акварельную бумагу. – Вообразите что-то такое, чего вы никогда не видели. Вот ты, Ваня, что бы хотел изобразить?
Я вообразил и сказал:
– Ветряную мельницу на берегу реки.
– А ты, Лёша? – спросил Пётр, кажется, немного удивившись моему ответу.
– Я тоже, – ответил Лёха. – Ветряную мельницу не видел, а водяные попадались.
