– Ты задумчива, моя дорогая Нелл. – Годфри наклонился в мою сторону, прищурив серо-стальные, как сегодняшнее небо Парижа, глаза. – Без сомнения, тебя тревожит вероятность, что Ирен найдет новое таинственное дело для расследования. Впрочем, здесь от подобных скандалов тебя хранит святая тень собора Парижской Богоматери.
– Действительно, святая, – признала я, – но излишне вычурная на мой протестантский вкус. – Я посмотрела на гаргульи, ухмыляющиеся с выступающих парапетов, что венчали громадину собора на другой стороне улицы. Вне всяких сомнений, эти древние каменные стражи куда успешнее отгоняли демонов, чем я охраняла Ирен от искушения тайной.
Мой взгляд опустился на землю и на половину населения Парижа, вышедшую на воскресную прогулку в своих лучших нарядах, а потом остановился на убогой фигуре – смуглом мужчине с бородой в балахоне и синем тюрбане, который, вероятно, материализовался сам собой, как Мефистофель в истории про Фауста. Не в моих привычках глазеть на менее удачливых или, возможно, весьма опасных особей, но было ясно, что это… существо смотрит на нашу троицу.
– Годфри…
– Да? – Взгляд адвоката оторвался от Ирен и жадной маленькой птички.
– Там человек…
– На улицах Парижа они встречаются, причем в довольно большом количестве.
– Он за нами наблюдает.
Годфри печально улыбнулся:
– Используя множественное число, ты великодушна, Нелл, но не точна. Наверняка он наблюдает за Ирен. Большинство мужчин именно так и поступает.
– Ты относишься к подобным вещам чрезвычайно разумно, Годфри. Без сомнения, хладнокровие необходимо в зале суда. Но этот субъект – правда, я смотрела на него недолго, не желая, чтобы у него возникли иллюзии насчет причины моего интереса, – выглядит очень свирепо. Он совсем не похож на джентльмена-христианина!
Годфри огляделся с той восхитительной сдержанностью, которой Ирен обычно ожидает от меня, хоть и безуспешно.
– Ага, вижу, – кивнул он. – Восточный мужчина с бородой, то ли нищий, то ли разбойник, но, без сомнения, в твоих глазах он безбожник. Однако Париж – это перекресток Европы, и люди всех рас свободно устремляются сюда.
– Но не для того, чтобы глазеть на нас! Пусть даже на одного из нас. Меня это очень беспокоит.
– Он наверняка сейчас уйдет. И мы тоже можем отправляться. – Годфри взял трость и наклонился к супруге, которая слишком увлеклась кормлением необычно ручного королька. – Думаю, нам уже пора, – тихо предложил он.
Ирен встала, потом начала надевать свои стильные, но слишком уж эффектные черные перчатки, подходящие разве что для траура:
– Я была невнимательна к тебе, дорогой? Ужасно сожалею. У меня возник вопрос: понравится ли Казанове этот малыш в качестве соседа… хотя, боюсь, Люциферу он точно понравится!
Люцифером звали черного персидского кота, которого Ирен преподнесла мне в подарок, когда я приехала в Париж в прошлом августе. Он был большим и ленивым, и, несмотря на мою неприязнь к кошкам, частенько лежал поперек моего дневника, когда я писала, или устраивался у меня на коленях, когда я пыталась заниматься какими-нибудь домашними делами, например вязанием, которое безжалостно рвали его зловредные когти.
– Нам в самом деле лучше уйти, – произнесла я, беря сумку. – Вот в чем проблема так называемых «романтичных» уличных кафе в Париже: они представляют собой аквариум для акул, которые рыскают по улицам в поисках добычи. Годфри, тот негодяй не двигается с места. Между прочим, теперь он направляется к нам. Поторопитесь!
– Что? – Ирен вышла из своей задумчивости и начала оглядываться так, как всегда советует делать мне: ничего не упуская и все подмечая.
– Скорее, Ирен! Ты опять привлекла внимание какого-то отталкивающего субъекта. Не хочу, чтобы воскресенье было испорчено непристойным происшествием. Я так и знала, что приезд в Париж был ошибкой.
Ирен мгновенно выделила из толпы того человека, чье поведение так меня взволновало:
– Да это просто какой-то бедный бродяга-иностранец, Нелл.
– Какой-то иностранный жулик, который, без сомнения, планирует сделать беднее нас самих. Я тебя прошу, Ирен! Неужели нельзя хоть раз не втягивать нас в публичный скандал? Достаточно сделать всего шаг в сторону Левого берега, и нас подберет экипаж – тогда есть надежда, что прогулка завершится вполне приятно и ничто не омрачит этот день.
– Ладно, как скажешь. – Ирен взяла Годфри под руку, глядя на меня со снисходительной улыбкой, но она двигалась слишком медленно, и я боялась, что наблюдающему за нами дикарю хватит времени добраться до нас и совершить то, что, очевидно, было у него на уме: воззвать к нашему милосердию, потребовать денег или оскорбить нас какой-нибудь безумной выходкой.
Годфри предложил мне другую руку, я уцепилась за нее, и мы устремились к тротуару, лавируя между столиками. Большинство прохожих выглядели вполне прилично с точки зрения следования моде. Рядом с синим тюрбаном, который я не выпускала из виду, проплывали нарядные цилиндры; затем мимо нашего соглядатая, не подозревая о его отвратительной натуре, проскользнула высокая блондинка в золотистых соболиных мехах, украшающих подол и плечи ее наряда. Воистину Париж принимает всех и каждого. Мы повернули направо, чтобы укрыться от шпионящих глаз, начали переходить улицу и вынуждены были остановиться, потому что торговец фруктами тащил перед нами свою благоухающую тележку.
Никаких шагов у нас за спиной я не слышала, но ощущала настолько настоятельную необходимость поторопиться, что впилась пальцами в руку Годфри.
– Ну же, Нелл, – произнес он, успокаивая меня улыбкой, – ты действительно разволновалась.
– Еще бы. Пожалуйста, давай поскорее уведем Ирен, прежде чем…
Лопатками я чуяла присутствие неведомой силы позади нас. Мелькнул золотисто-рыжий мех соболя, пахн́уло дурманящими иностранными духами – странно, такая модно одетая леди и без спутника… и тут же за моей спиной выросла другая фигура – на нас чуть не налетел загадочный незнакомец! Наша троица развернулась одновременно, хотя по разным причинам: Ирен почуяла нечто новое; Годфри был намерен защитить своих спутниц от назойливого субъекта; я же ясно понимала, что судьба в столь нелепом обличье вот-вот поймает Ирен – а заодно и нас с Годфри – в свои сети и втянет в новую опасную загадку.
Перед нами стоял именно тот человек, который заставил меня так сильно нервничать. У возмутителя спокойствия были коричневато-ореховая кожа и худощавое лицо; стройная фигура скрывалась под одеждами, которые представляли собой смешение европейских и восточных лохмотьев.
Вот видите! Я чуть не прокричала это вслух с уверенностью в своей правоте всем воскресным прохожим. Видите? Опять начинается: тайны и всяческие непристойности привлекают Ирен с той же неизбежностью, как магнит притягивает металл.
Подойдя поближе, человек уставился на нас, не веря своим глазам, которые – как ни странно – были на оттенок светлее его чужеземного смуглого лица. Он нетвердо стоял на ногах, сузив светло-карие глаза и с дурацким выражением глядя на меня, а потом произнес на чистейшем английском обитателя лондонского Челси: