Я вздрогнула.
– Однако ты так и не объяснила, почему вышла замуж за Годфри.
– Он предложил.
– Ирен! Ты и пальцем не пошевелишь, если сама чего-то не захочешь.
– И еще он один из тех простых, но весьма выдающихся мужчин, которыми так восхищается Алиса.
– Зависть других никогда не являлась для тебя самоцелью.
– Ну, у Годфри прекрасные личностные качества.
– У короля Богемии их тоже было немало, пусть и весьма своеобразных, но ты не согласилась выйти за него замуж.
– Ах, Пенелопа! Когда-то согласилась бы. В юности.
– А сейчас – нет?
– Ни за что!
– А за Годфри?
Ирен беспомощно заломила руки:
– Ты беспощадна! Из тебя, между прочим, получился бы отличный следователь. Пожалуй, следующего подозреваемого допрашивать будешь именно ты. Кто знает, что происходит в человеческом сердце? Годфри обладает тем, что я называю честью. Он вырос совсем не таким, каким был его отец. Однажды его мать поняла, что больше не может терпеть этого изверга, и уехала, забрав с собой сыновей. Они жили на гонорары, которые приносили ее весьма успешные романы. Но Годфри видел, как его несчастную мать отвергло общество, терпимо относившееся к алкоголизму его отца. А потом у него на глазах на защиту подлеца встал еще и закон, и Блэкджек Нортон получил все, что заработала его супруга, даже несмотря на то, что они уже давно не жили вместе. Говорят, что в браке женщина надежно защищена, тогда как в действительности именно брак связывает ее по рукам и ногам. Каролина Нортон убедилась в этом на личном примере, и ее сын тоже. Потому, наверное, Годфри – единственный, за кого я рискнула выйти замуж, за кого я вообще хотела выйти замуж. Он никогда не сделает меня рабыней своей любви.
– Любовь. Наконец-то ты о ней вспомнила.
– Не стоит говорить о любви походя, как, например, о погоде, если, конечно, это чувство не мимолетно. Вот что я тебе скажу: в отношениях между мужчиной и женщиной всегда есть место горю и радости, а на брачном ложе сливаются воедино человеческое и божественное.
Слова подруги прозвучали куда более откровенно, чем я рассчитывала: наверное, я даже покраснела от смущения. Не удержавшись, я отважилась задать примадонне еще один вопрос:
– Ирен, я никогда не спрашивала о твоем прошлом опыте… с мужчинами. Иногда мне кажется, ты познала тайну их обольщения каким-то… загадочным путем.
– Никакой тайны тут нет, Нелл. Просто женщинам об этом не говорят, чтобы их «защитить».
– Как ты думаешь, может, в один прекрасный день я тоже…
Склонив голову, она окинула меня проницательным взглядом:
– Трудно сказать, Нелл. Воспитали тебя так, что ты ничего не смыслишь в этой теме.
– Но я вовсе не бездушна, хоть и произвожу подобное впечатление. До того, как умер мой отец, а я была брошена на произвол судьбы далеко-далеко от Шропшира, я испытывала… симпатию к одному викарию, жившему по соседству. Его звали Джаспер Хиггенботтом. Он, конечно же, не знал о моем чувстве…
– Разумеется.
– …и я, естественно, не хотела и не могла открыто говорить о том, что я к нему испытываю…
– Вовсе не естественно, но продолжай.
– …и, откровенно говоря, я его почти забыла. Жизненный опыт дал мне понять, что он был куда скупее на чувства, чем казался…
– Браво, Нелл.
– …а когда я работала гувернанткой, мне довелось испытать мимолетное… увлечение молодым дядей моих воспитанниц. Конечно же, он был выше меня по статусу, но я вообразила, что он как-то раз даже обратил на меня внимание. И все же, вполне естественно…
– Что, Нелл? Естественно, конечно… Ближе к делу.
– Как ты думаешь, может, когда-нибудь я перестану быть такой невежей и смогу подружиться с мужчиной?
– А разве Годфри тебе не друг?
– Конечно друг, но это другое.
– Почему?
– Он… принадлежит тебе.
– Но ты познакомилась с ним раньше, чем я. Ты ведь работала у него машинисткой. У тебя было столько возможностей его окрутить!
– Ну уж нет! Годфри занимает… точнее, занимал куда более высокое положение в обществе, чем я… – Я на секунду задумалась. Все это время мне было немного неловко затрагивать столь щекотливые темы, но сейчас в моей голове мелькнул проблеск понимания того, к чему клонит подруга. – Ты хочешь сказать, что это не имеет значения!
– Именно. Так и должно быть. Однако большинство англичан по-прежнему находятся во власти подобных предрассудков.
– Наверное, не нужно принижать себя и подстраиваться под мужчину. Кем бы он ни был.
– Ты права, этого делать не стоит, если только… Нет, здесь я, пожалуй, промолчу. Слишком уж рискованно говорить о подобных вещах в присутствии дочери священника. – С этими словами Ирен вдруг схватила меня за локти, отчего я чуть было не разлила последние капли вина: – Сегодня на тебя снизошло чудесное озарение. Ты наконец осознала, в чем заблуждается мир, и облекла это в одну простую фразу, одно кредо, одну неопровержимую истину и неотъемлемое право каждой женщины: не подстраиваться под мужчин! Следуй этому принципу, дитя мое, и руководствуйся им в жизни. Кто же тогда отважится указывать, что тебе делать, с кем и когда?
– Ты правда так считаешь? Думаешь, еще можно надеяться, что мне не придется всю жизнь сохнуть по зануде Джасперу? В самом деле?
Шум, раздавшийся из соседней комнаты, тотчас погасил вспышку моего прозрения.
– Годфри! – прошептала Ирен, вскакивая с кресла. На лице ее одновременно читались облегчение, радость и предвкушение встречи, и эти смешанные чувства оказались куда выразительнее нашей беседы.
Мне тоже хотелось поскорее убедиться в том, что Годфри цел и невредим, и узнать, чт́о ему удалось выяснить. Мы тотчас бросились в спальню. Одно из окон было открыто настежь; Годфри перелезал через каменную балюстраду.
– Дорогой! – Ирен помогла ему забраться в комнату и провела в гостиную. – Как все прошло?
– Великолепно, если, конечно, ты считаешь, что разбить бутылку вина о голову алжирского штурмана, после чего спасаться бегством от местной полиции по улицам района Кондамин – вполне себе достойное занятие.
– Бедняга! Поешь паштета из гусиной печени. Вот тебе крекеры. Разбил бутылку вина? Какая расточительность!
Ирен налила супругу полный бокал бургундского, которое он с жадностью выпил, словно молоко, и, даже не поморщившись, закусил мерзкими крекерами.
В свете лампы я увидела, что поношенная морская форма Черного Отто покрыта пятнами грязи. Ирен смахнула засаленные волосы, прилипшие к уху мужа:
– Твой морской загар немного стерся. Слава богу, ты был в темных закусочных, а не на открытых причалах.