Наконец Ирен с видом настоящей светской сплетницы наклонилась ко мне и прошептала по-английски:
– Теперь я понимаю, кто есть кто. Некоторые из этих женщин – манекенщицы, которых наняли, чтобы они демонстрировали платья; некоторые продают наряды. А кое-кто – такие же клиенты, как и мы.
– Говори за себя. Я не клиент. И ты здесь единственная, кто одет в богемном стиле. Месье Ворт наверняка терпеть не может такую оригинальность. И какой англичанин захочет, чтобы его называли «месье»? Уж слишком по-французски.
– Месье Ворт живет во Франции уже несколько десятков лет, Нелл. Его жена, Мари, француженка. Его сыновей зовут Гастон и Жан Филип.
– Боже милостивый! Значит, он основательно испорчен, – начала было я, но сразу же замолчала, увидев, что к нам, шелестя юбками, снова приближается тот же ангел, что приветствовал нас при входе в зал.
– Месье Ворт примет вас в гостиной этажом выше, – любезно сообщила девушка. – Пройдемте за мной.
Мы последовали за ней. Она напоминала пирожное. Глядя на эту пену из кружев и органзы, я поняла, что в своем дорогом черном шелковом платье, даже несмотря на жеманно подколотую верхнюю юбку и вышитые детали, я похожа здесь на ворону среди райских пташек.
С другой стороны, я не привлекала к себе лишнего внимания – в отличие от Ирен. Все дамы в зале, сверкая взглядами из-под опущенных ресниц, следили за тем, как скандально свободное платье Ирен удаляется по ступеням в обитель хозяина модного дома.
Личные покои Ворта были обставлены так же роскошно, как и гостиная на первом этаже. Девушка подвела нас к кушетке, на которой полулежал джентльмен с влажным компрессом на лбу. Рядом с ним сидел большой черный спаниель.
Увидев Ирен, мужчина резко поднялся, отбросив компресс на бордовую парчу кушетки.
Месье Ворт уставился на Ирен. Она же смотрела на него в упор с прямотой истинной американки, как умела только она. Меня прославленный модельер, кажется, даже не заметил.
Ворт оказался мужчиной среднего роста, одетым в неопрятную «поэтическую» блузу, мягкий галстук из шелка в мелкий горошек, респектабельный жилет на пуговицах, несколько бесформенный парчовый жакет с черной бархатной окантовкой и огромный бархатный берет. Не удивительно, что у него болела голова.
Если не считать причудливой манеры одеваться, кутюрье выглядел довольно невзрачным. Будь я в плохом расположении духа, назвала бы его просто некрасивым. В сравнении с Годфри он явно проигрывал. Я бы даже пожалела его, если бы не одна нелепая деталь: по обеим сторонам маленького подбородка Ворта свисали длинные рыжеватые усы, жесткие, как у моржа.
Странная внешность кутюрье никоим образом не оттолкнула Ирен. Ворт осмотрел мою подругу с головы до ног, затем поднял свою коротенькую толстую ручку и покрутил пальцем:
– Повернитесь.
Ирен вздернула бровь (у нее это ловко получалось) и повернулась, разметав розово-золотистый шелк, который перекликался с украшениями в ее волосах.
– Ах! – Маэстро захлопал в ладоши на парижский манер. – Это должна увидеть Мари! – воскликнул он по-французски.
Очевидно, эта фраза предназначалась девушке, которая привела нас к маэстро. Она поспешила к выходу из гостиной, а он тяжело откинулся на кушетку, чуть не угодив в мокрый компресс.
– Пройдитесь, – попросил он Ирен снова по-английски.
Моя подруга прошлась взад-вперед несколько раз и остановилась перед императором моды.
– Будущая супруга князя Монако, принцесса Алиса, хорошо о вас отзывается, мадам Нортон, – сообщил он высоким, немного неестественным голосом. – У меня нет любимых клиентов, однако некоторые мне нравятся больше других. И Алиса одна из самых очаровательных среди всех.
Ирен молча сделала реверанс в ответ. Подол ее платья разлился по ковру, словно озеро из жидкого розового металла.
– Лондонский «Либерти», – одобряюще заметил модельер. – Мне очень нравятся эти богемные платья, но большинство женщин боится носить их. Принцесса Алиса уверила меня, что вы не отличаетесь робостью, и теперь я вижу, что она права.
Ирен бросила на меня победный взгляд из-под длинных ресниц.
– Какое платье вам нужно? – спросил Ворт.
– Никаких конкретных пожеланий у меня нет. – В голосе Ирен послышались прелестные хриплые нотки. Этот ее тон завораживал, как трепещущий звук виолончели. Месье Ворт (фамилия – единственное, что оставалось в нем английского) кивнул, словно предвкушая удовольствие. – Я хочу платье вашего личного дизайна, – продолжала моя подруга. – Возможно, вечернее, ведь тут вы особенно хороши. Да и я тоже.
Послышался шелест юбок: ангелоподобная модель возвращалась с таинственной Мари. Ею оказалась крупная женщина лет шестидесяти. К моей радости, она была почти полностью в черном. Несмотря на возраст, ее волосы оставались такими же темными, как и платье. Они были разделены на пробор и гладко зачесаны, а на затылке уложены в изящный узел. Длинный орлиный нос, наверное, очень подходил для того, чтобы различать букет вина. Глаза и брови были почти черными. Все эти строгие черты украшали безмятежное круглое, как луна, лицо, от которого словно исходило сияние.
– Моя жена, – объявил маленький повелитель. В его голосе звучало столько любви, что это несколько примирило меня с ним.
Ирен сделала глубокий, слегка кокетливый реверанс, словно школьница, и проворковала:
– Весь Париж знает мадам Мари, которая стала самой первой и самой удачливой манекенщицей Ворта.
Я никогда не слышала ни об этой женщине, ни о том, что она была одной из первых представительниц скандальной профессии.
– Мы были так бедны тогда, – сказала мадам Ворт, с улыбкой погружаясь в воспоминания, – почти тридцать лет назад. Я осмелилась прийти к жене австрийского посла с эскизами моего мужа. Княгиня фон Меттерних отказывалась встретиться со мной, но камеристка убедила ее взглянуть на его рисунки. Однако должна признать, – взглянула Мари на мужа, – что гораздо больше смелости мне понадобилось, чтобы надеть самые первые творения Чарльза на ипподром Лоншан. Шляпа с огромными полями и шаль – не будь я уважаемой замужней дамой, представляю, что сказали бы о таком неслыханно экзотическом наряде.
– Ты просто чудо! – воскликнул Ворт. – И среди всех этих знатных семей мы с тобой всегда держались особняком. А мои первые новаторские творения, конечно, просто ничто по сравнению с тем, что я делаю сейчас.
Мадам Ворт пожала своими широкими плечами, убрала с кушетки забытый компресс, согнала спаниеля и села на его место. Она и в самом деле была полна величия. Я чувствовала, что за троном императора моды, а точнее – за всей этой ярмаркой тщеславия, стоит серый кардинал.
– Это мадам Нортон, о которой говорила принцесса Алиса, – продолжал Ворт. – Не могли бы вы еще раз пройтись, дорогая, чтобы моя жена могла на вас посмотреть?
Я заметила, что его приказания звучали в присутствии Мари гораздо мягче.
