Ирен медленно поднялась с дивана. Вид у нее был подавленный. Она огляделась в поисках своего шелкового платья.
– Очень мудро! – воскликнула я. – Лучшее, что можно сделать, – это поехать домой и забыть обо всем, что произошло.
Однако Ирен направилась к вешалке с фиолетовым нарядом.
– Что ты задумала, Ирен?
Она сняла платье с крючка и бросила его на диван:
– Так ты поможешь мне надеть его, Нелл? Или мне позвать горничную?
– Неужели ты намерена продолжать все это безумие?
– Ну, раз уж я устроила сцену, то вполне могу устроить еще одну, только на этот раз оденусь получше. – Моя подруга скорчила гримасу. – Было бы невежливым уйти, не показав Вортам то, что они хотели. Думаю, тебе придется покрепче затянуть мой корсет, Нелл. С платьем «Либерти» я ношу его довольно свободно.
Я не стала тратить силы на спор, а просто подошла к Ирен и затянула ленты на корсете как можно туже.
Через пару минут я уже несла шлейф фиолетового платья, глядя, как длинный разукрашенный подол струится передо мной, будто яркий хвост ящерицы.
Когда Ирен появилась в гостиной, голоса мигом стихли. Все взгляды были направлены на нее. Но на этот раз дамы смотрели не украдкой, а открыто, с неприязнью и жадным любопытством. У самой лестницы, которая вела в покои Ворта, к нам подошла манекенщица. Я внутренне была готова к тому, что нам публично откажут в приеме.
Ирен остановилась с легкой улыбкой. Точно так же она улыбалась, когда король Богемии показал свою низменную сущность.
В платье Ворта моя подруга выглядела настоящей королевой. Целая дюжина женщин в салоне, вместе взятых, не могли бы сравниться с ней, будь то покупательницы, модели или двойники самых известных красавиц мира.
Манекенщица отошла в сторону, не сказав ни слова, и тяжелая юбка Ирен, покачиваясь, поплыла вверх по лестнице. Я шла позади. Уже почти поднявшись, мы услышали, как внизу защебетали голоса и зазвучал смех. Во всяком случае, это услышала я; Ирен не подавала виду, что замечает что-либо.
У дверей салона нас встретил спаниель. Мистер и миссис Ворт все еще сидели на кушетке с мрачными лицами. Ирен прошлась перед ними и, эффектно развернувшись под конец, остановилась.
– Конечно, на мне нет никаких аксессуаров, – начала она без предисловий, – ни перчаток, ни…
– Никаких драгоценностей, – резко перебил ее месье Ворт.
Они обо всем знали. Конечно знали. Человек, который обслуживает высшие круги аристократии, должен был чувствовать любое подводное течение в своей среде. Публичная сцена в гардеробной могла захлестнуть волной его модный дом.
Я вся вспыхнула, но Ирен осталась невозмутимой, хотя в воздухе витало лишь одно слово: «скандал».
Месье Ворт посмотрел на свою жену. Серьезное выражение лица сделало и без того строгие черты Мари совсем каменными.
– Немного драгоценностей, – скромно поправила Ирен.
– Что ты думаешь? – спросил жену месье Ворт.
Перед нами словно выросла стена неодобрения.
– Никаких драгоценностей, – медленно отчеканила мадам Ворт, будто зачитывая приговор.
Ирен говорила дамам в гардеробной, что драгоценности и богатые мужчины не важны. Однако они имели колоссальное значение в искусственном мирке рю де-ля-Пэ, Парижа, Франции и Общества с большой буквы. И теперь Ирен снова откроет для себя всю силу этой чудовищной правды, как тогда, в Пражском замке, больше года назад.
Ирен по-прежнему стояла без движения, словно статуя. Я сжала руки и прикусила губу, не в силах смягчить удар.
Мадам Ворт взглянула на меня, заметив мой жест. По ее суровому лицу пробежало удивление.
– Ты права, – сказал ее супруг. – Я не желаю, чтобы хоть что-то постороннее отвлекало от моих творений. Я сам создам украшения. Водопад из драгоценных камней. И наверное, изумрудные сатиновые перчатки. Неожиданный штрих. – Он посмотрел на Ирен, словно вдруг вспомнив, что она живая: – Это платье я сшил для королевы Италии, но я сделаю для вас копию, и еще один наряд разработаю уже лично для вас.
– Но я хотела для начала только одно платье… – пролепетала Ирен.
– Два, – властно поднял палец Ворт. Он прищурил глаза, отчего они стали еще более некрасивыми: – Я вижу перья, много перьев.
– Как на твоих платьях павлиньего цвета, – подхватила мадам Ворт.
– Павлиньи перья! – мечтательно произнесла Ирен с тем же выражением, с каким она разглядывала фиолетовое платье, пока оно еще висело на вешалке. – Обожаю этот цвет!
Ворт кивнул:
– Я создавал такие платья два раза. Одно давным-давно, когда юбки еще были с кринолином, и на них можно было творить, как на холсте. Это был наряд, целиком расшитый павлиньими перьями. А другое – недавно, для леди Керзон. Его сплошь покрывал узор, имитирующий перья.
– А вместо ярких «глазков» он использовал переливающиеся зеленые крылышки жуков, – добавила его жена.
– Неужели? – восторженно воскликнула Ирен и захлопала в ладоши, как наивная девушка в театре, впервые увидевшая своего кумира. – Восхитительно!
– Нет, это не для вас, – вдруг решительно заявил месье Ворт.
Ну вот, теперь свершится наказание. Мы пропали. Это конец.
– Для вас это слишком броско, – продолжал маэстро. – Вам нужно что-то другое. Приходите в среду и сами все увидите.
– В среду? Так скоро? – удивилась Ирен. Меня поразило, что она не стала настаивать на павлиньих перьях.
– Я не трачу время даром. А теперь придется поговорить на менее приятную тему. Мы должны обсудить ваше поведение в гардеробной.
– Я думала, вы откажетесь работать со мной, – призналась Ирен.
– Следовало бы, но вы же все равно поднялись сюда.
Моя подруга пожала плечами с очарованием субретки:
– Жаль было бы не примерить такое прекрасное платье!
Месье Ворт поднялся с кушетки. По правде сказать, стоя он выглядел таким же жалким, как и когда сидел.
– Я англичанин, – произнес он. – Однако я стал французом, и мои клиенты, моя семья, моя слава находятся здесь. Я пустил корни в Париже. Вы американка, и корни у вас совсем другие. Я гений. Вот уже тридцать лет, как я диктую миру моду, и теперь уже сами императрицы повинуются моим желаниям, а все потому, что в одежде я всегда прав. Вы же в моем деле исполнитель, хотя, как я слышал, тоже своего рода гений в разрешении всяческих тайн и преступлений. Не важно, что обо мне говорят в мире, я прежде всего деловой человек и никогда не был и не буду наравне со своими покупательницами. Я их подчиненный и их начальник одновременно. И отлично осознаю такое свое положение.
Хотя различить эмоции на лице кутюрье мешали громадные усы, я заметила, что он улыбнулся. (Слава богу, что Годфри и Квентин Стенхоуп никогда не носили усов!)
