Летом 1946 года Лёше и его приятель – матрос с подлодки U-219 Отто Вернер – переплыли пролив, отделявший их лагерь от соседнего острова, и ушли в джунгли. Оба воевали на стороне повстанцев в партизанской дивизии «Силаванги».
В конце 1946-го подводников, находившихся в плену, вернули в Германию. На месте лагеря остался лишь десяток крестов – могилы умерших.
Но для Лёше и Вернера война не закончилась. В конце 1947 года, в одном из боёв с голландцами на острове Ява, приятели погибли. Правда, до этого Курту удалось встретиться со своей индонезийской подругой. У них даже родился сын, который так никогда и не увидел немецкого отца – героя освободительной борьбы индонезийского народа.
Героем Лёше официально объявило правительство Индонезии – после окончательной победы над колониалистами в декабре 1949 года.
Безумный штурм Кёнигсберга
Полковник Черняховский хотел взять столицу Пруссии ещё 22 июня 1941 года
Малой кровью, на чужой территории
В марте 1941 года Особый Прибалтийский военный округ проводил очередные сборы командного состава. Тема традиционная: наступательная операция. На сей раз красные офицеры изучали «Организацию прорыва укреплённой полосы и ввод в прорыв механизированных корпусов».
Молодой 35-летний полковник Иван Данилович Черняховский с интересом разглядывал оперативные карты. Он буквально на днях принял командование 28-й танковой дивизией. Головокружительная карьера – генеральская должность! Впрочем, для того времени это было вполне обычно. Репрессии выкосили большую часть опытных офицеров, и молодёжь поднималась по карьерной лестнице, перескакивая через несколько ступеней.
Генерал армии Черняховский Иван Данилович
– Ты понимаешь, Василий Митрофанович, – говорил Черняховский своему приятелю, – какие колоссальные потенции заложены в крупных танковых соединениях! Я уверен: наши танковые корпуса станут решать не только тактические, но и стратегические задачи. Как считаешь?
Начальник штаба дивизии Василий Митрофанович Шатилов согласно кивал головой. А Иван Данилович брал карандаш, чистый лист бумаги и чертил стрелы воображаемых танковых рейдов. В принципе, полковник лишь творчески осмысливал стратегические планы советского командования. 12-й механизированный корпус (в который входила дивизия Черняховского) должен был нанести удар на Тильзит (ныне Советск), после чего двинуться на Кёнигсберг.
3-й мехкорпус устремлялся к Инстербургу (ныне Черняховск), где встречался с советскими войсками из Белоруссии.
В том, что «самая наступательная армия мира» рано или поздно разобьёт врага «малой кровью, на его территории» никто не сомневался. Вопрос стоял лишь один: когда начинать операцию.
Обыватели и дураки
Маршал Тимошенко, генералы Василевский и Жуков считали, что «ни в коем случае нельзя давать инициативы германскому командованию». В своей записке «Соображения по плану стратегического развёртывания Вооруженных Сил Советского Союза» полководцы предлагали «упредить противника и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развёртывания и не успеет ещё организовать фронт и взаимодействие родов войск». Последующая стратегическая цель: «овладеть территорией бывшей Польши и Восточной Пруссией». Причём делать это надо было как можно быстрее.
Сталин осторожничал. Он считал, что у него ещё есть время для более тщательной подготовки к наступлению. Но идею войны «на чужой территории» он разделял полностью. Весной 1941 года во время банкета начальник Академии имени Фрунзе Михаил Хозин провозгласил тост «за мирную политику Советского Союза».
Пристань и железнодорожный мост в Тильзите, 20–30-е годы XX века
Сталин отказался пить и отчитал генерала: «Пора кончать эти оборонительные призывы, ибо их время прошло. Отныне Красной армии следует привыкать к мысли, что эпоха мирной политики завершилась и настала эпоха насильственного расширения социалистического фронта. Кто не признает необходимость наступательных действий, тот обыватель или дурак».
В общем, Красная армия усиленно готовилась к броску в Европу. Будет ли это внезапный удар по неподготовленному врагу или контрудар по опрометчиво перешедшему нашу границу агрессору – мало кого интересовало. Главное, сидеть в обороне наши войска не собирались.
Враг будет разбит…
Прибалтийский военный округ для «штурма оплота германского милитаризма» располагал всем необходимым. Советская группировка насчитывала 375 863 солдата, 7 464 орудия и миномёта, 1 514 танков и 1 814 самолётов (плюс ещё 707 самолётов Балтийского флота). Немецкая группа армий «Север» в Восточной Пруссии имела преимущество только в живой силе – 787 тысяч солдат. А вот в танках и авиации значительно уступала (645 танков, 830 самолётов). В артиллерии соотношение было примерно равным.
Кёнигсбергский порт в районе Гроссе Кранштрассе недалеко от Зелёного моста, 20–30-е годы XX века
Советские офицеры-танкисты рвались в бой. Ведь только танки решают исход войны! Полковник Черняховский не раз обсуждал со своими коллегами предстоящие баталии.
– Что имеет враг? – аккуратно выводил цифры на бумаге Иван Данилович. – Из 645 имеющихся у немцев танков 172 (Т-I и Т-II) сразу сбрасываем со счетов. Это старый хлам, танкетки с пулемётами.
– Не выдержит германец нашего удара, – поддержал комдива полковой комиссар Ахилл Львович Банквицер. – Опростоволосится…
– Идём дальше, – кивал Черняховский. – У немцев в Пруссии 273 танка чешского производства. Они с нашими БТ и Т-26 могут драться на равных.
– Наши танки разделают их под орех, – вновь вмешался Ахилл Львович.
– Между прочим, у нас в округе одних только сверхсовременных «тридцатьчетвёрок» и «кавешек» целых сто одна машина, – заметил кто-то из офицеров.
– А у немцев вообще таких танков нет! – разрубил воздух ладонью командир моторизованной дивизии имени Тульского пролетариата генерал Фоменко. – Даже последние германские модели Т-III и Т-IV им в подмётки не годятся.
– Подводим итог, – улыбнулся Черняховский. – 1 414 наших Т-26 и БТ против их 273 «чехов»; 101 КВ и Т-34 – против 151 Т-III и Т-IV.
– Разделаем мы их под орех, – сверкнул глазами комиссар Банквицер. – Однозначно разделаем…
