Похоже, маленькие невзгоды подобного рода валятся на Клариссу постоянно, и от этого она выглядит моложе, чем на самом деле. Однажды у нее украли паспорт — прямо перед поездкой в Мексику. Однажды аккумулятор ее сотового сдох одновременно с аккумулятором машины. Но пускай Кларисса и незадачливая, ее не это определяет. Поскольку я вижу то, что рисует ее гораздо отчетливей. Такое случается в паузах ее речи, когда ее взгляд упирается в некую точку в воздухе примерно на уровне талии, и она словно впадает в транс. А потом вдруг ее мозг как будто пускается вскачь, нагоняя реальное время, и она продолжает с того места, где отключилась.
Если вы видели ее в такие моменты, то могли подумать, что она собирается с мыслями, чтобы двинуться дальше. Но я трактую это иначе: ее мозг захлестывает два процесса, которые должны идти одновременно на всех парах. Один — взаимоотношения с реальным миром и жизнь в нем. Другой — переживания заново того, что случилось давным-давно, и печаль. Как будто эта легкость тянет ее к небесам, а добавочная гравитация не отпускает от земли.
Или я просто слишком много думаю?
* * *
Восстановление моих отношений с людьми из "Менсы" идет хорошо. Вот как покуда продвигаются дела: я подумываю о написании письма с просьбой о пересмотре итогов моего тестирования. Мой потенциальный запрос может поставить их в неловкое положение. Они будут вынуждены пристальнее вглядываться в мои результаты и предоставить мне действительное членство в "Менсе", cum apologia* [*С извинениями (лат.)], если такая категория существует. А на данный момент мне остается только ждать, пока я напишу письмо.
Не знаю, хочу ли я подкатиться к Элизабет, Королеве Недвижимости, пока не улажено дело с "Менсой". Было бы славно вскользь обмолвиться о своем членстве за рюмочкой не третьем свидании. Если я почувствую, что до третьего свидания может не дойти, то без колебаний перенесу сообщение на второе, а то и выпалю прямо на первом, сразу после "здрасте". Я думаю об Элизабет, потому что сегодня она дважды попалась мне на глаза: раз — когда приехала, и раз — когда уезжала. Квартиры через дорогу сдать не просто, к счастью для меня, и требуется множество показов, чтобы найти того единственного клиента, который не пожалеет средств на посредственное. Когда ее машина затормозила у "Венца Розы", мои чувства напряглись все до единого. Я раздвинул окно и, клянусь, на меня пахнуло ароматом сирени и лаванды, хотя нас разделяло не менее ста ярдов. Благоухание было настолько сильным, что я ощутил его у себя на языке. Я вцепился в подоконник, утопив пальцы в алюминиевом желобе. Я видел, как она вынырнула из своего дизельного "мерседеса" с отработанным совершенством королевы красоты. Я слышал, как ее каблуки, цокнув, коснулись асфальта.
Она вошла в здание, ни на секунду не отнимая от уха сотового телефона, и двадцать минут спустя я увидел пару лет тридцати с чем-то, подкатившую на "порше", который при парковке наполовину залез в красную зону. О, для меня они были открытой книгой: слишком много денег вложено в "порш", а на квартплату не хватает. Он — молодой пижон, три года как получил хорошую работу, и единственное, чего он желает, — это "порш". Что-то типа: с детства мечтал. Наконец он обзаводится машиной и привязывается к ней всем сердцем. Затем появляется жена, но, блин, он по-прежнему любит свой "пор". В общем, они считают, что денег снять жилье у них завались, пока не начинают справляться о ценах и не выясняется, что число спален, которое им по карману, усохло в полтора раза.
Я могу себе представить свою жизнь с Элизабет. В колготках за завтраком, на каблуках до обеда. Интересно, разница в возрасте вызовет проблемы? Ей, должно быть, сорок два. Мне, должно быть, скажем, тридцать пять. (Разумеется, я знаю свой возраст и могу назвать его не тушуясь. Просто, будь я с Элизабет, я вел бы себя солиднее, а с Зэнди из аптеки — ребячливей). Сомневаюсь, чтобы Элизабет захотела жить здесь у меня. Она, я полагаю, обитает в отличной съемной квартире, самой изысканной из сотен тех, с которыми ей ежедневно приходится иметь дело, и платит за нее мизерную аренду. Так что явно придется переехать к ней. Но проявит ли она терпимость, когда я начну перечислять свои чудачества? Поймет ли, что мне необходимо, чтобы совокупная мощность лампочек, включенных в квартире, была не менее 1125 ватт?
Я сидел у окна, ожидая, когда она снова появится, и взгляд мой курсировал между ее машиной и входом в квартиру. Что удивительно в новых романах, подобных этому, — явления, прежде вполне объяснимые, будучи окрашены любовным неистовством, обретают загадочность. Вследсвии чего, увидев, как таинственно отомкнулась и медленно раззявилась крышка ее багажника, я был убежден, что это произошло под действием магнитных сил нашего взаимного влечения. Теперь, оглядываясь назад, я осознаю, что открывать багажник с расстояния в сорок футов, когда Элизабет была вне моего поля зрения, ей позволил брелок с дистанционным управлением. Подойдя к машине, она вынула из багажника и протянула клиентам две брошюры — из тех, что, я полагаю, были аккуратной стопкой сложены рядом с запасным колесом.
Они стояли у бордюра и беседовали, и я видел, что это не дежурное рукопожатие и прощание; она все еще расписывала достоинства квартиры. Мне представился шанс встретиться со своим object d`amour* [*Предметом страсти (фр.)]. Или, как минимум, дать ей возможность меня увидеть, привыкнуть ко мне. План мой заключался в том, чтобы пройти по своей стороне улицы, не бросив на нее и взгляда. Это, как я чувствовал, очень умный мужской ход — познакомиться и в итоге соблазнить через отсутствие всякого контакта. Я войду в ее мысли как таинственная фигура, некто, совершенно в ней не нуждающийся. Женщинам перед этим не устоять.
Оказавшись на улице, я столкнулся с проблемой. Я забыл надеть солнечные очки. Так что проходя мимо нее, лицом на запад, к солнцу, я, быть может, и выглядел безучастной фигурой, но при этом — сощурившейся безучастной фигурой. Один мой глаз замкнулся, как улитка от соли, второй я держал открытым в попытке что-то видеть. Как раз в тот момент, когда Элизабет обернулась (я намеренно шаркнул ногой, импульсивно отступая от собственного плана дать ей заметить меня самостоятельно), вид у меня был наполовину сморщенный и, вероятно, зловещий. Согласно плану я должен был идти, по крайней мере, пока не сверну за угол, чтобы она не обнаружила бесцельности моего путешествия. Я пошел дальше вокруг квартала и, когда солнце оказалось у меня за спиной, сумел даже придать своей походке уверенную беспечность, пусть в этом и не было смысла, учитывая, что Элизабет уже никак не могла меня видеть. Десять минут спустя я вернулся. К моему замешательству, Элизабет и ее клиенты были все еще там, и мне пришлось опять шагать лицом к четырехчасовому солнцу. На этот раз я заставил оба глаза открыться, в результате чего их начало жечь и потекли слезы. Усилие воли, которое при этом потребовалось, подорвало мою напускную уверенность. Моя поступь демонстрировала мушкетерскую удаль, но выражение лица говорило о пожизненном запоре.
Но каким бы сумасбродом я себя не выставил, контакт установился. И я сомневаюсь, что краткое искаженное впечатление от меня окажется таким стойким, что его невозможно будет стереть и заменить мною в лучшем проявлении.
