Книга Фабиола, страница 41. Автор книги Николас Уайзмен

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Фабиола»

Cтраница 41

Панкратий обратился к цезарю.

— Цезарь! — сказал он ему звучным голосом, и голос его не дрожал. — На мне не талисман, а знак спасения. С ним я жил .. с ним и умру!


Томек в стране фараонов

Молчание. Красота, молодость, бесстрашие Панкратия поразили толпу; выражение его лица, свет ясных глаз возбудили во многих жалость. . Но лишь на мгновение.,. Раздался крик:

— Пантеру! Пантеру!

Из-под земли поднялась огромная клетка; и, пока она медленно поднималась, стенки ее распахнулись, красивое животное грациозно прыгнуло на землю. Пантера, обезумевшая от заключения и мрака, в которых ее морили голодом, обрадовалась свету и свободе и принялась прыгать, кататься по земле и играть, как играют котята. Скоро она обернулась и увидела свою жертву. Голод проснулся в ней Она обошла его вокруг, легла на землю, растянулась и, не сводя глаз с юноши, медленно поползла к нему, тихо перебирая острыми когтями и вонзая вперед в песок то одну, то другую лапу... и вдруг, внезапно, быстрее молнии прыгнула на него...

Панкратий лежал на земле бездыханный с прокушенным горлом.


XXVI

Во дворце Максимиана был назначен прием: в этот день к нему допускались все лица, приходившие с просьбами, жалобами и различными делами. Они входили один за другим; в зале не было никого, кроме римского префекта, которому цезарь отдавал приказания.

Фульвий находился в приемной между другими просителями и, дождавшись своей очереди, вошел к цезарю. Он не пропускал ни одной аудиенции, и в этот раз, как всегда, Максимиан принял его, не скрывая своей неприязни; но Фульвий держался хладнокровнее обыкновенного. Лицо его сияло. Он прямо глядел на цезаря и после какого-то вопроса, отрывистого и ироничного, сделал два шага вперед, опустился на одно колено и смело сказал:

— Цезарь, твоя божественность часто упрекала меня, что я не исполняю своих обязанностей и плачу за твои милости и щедроты пустыми словами. Я молча сносил эти нарекания, но не дремал... сейчас докажу это. Я открыл страшный заговор, в котором участвуют близкие к тебе лица.

— Что ты еще придумал? — грубо сказал Максимиан. — Без предисловия, к делу, если действительно есть что-нибудь похожее на правду в твоих словах.

Фульвий поднялся и, приняв трагическую позу, театрально произнес:

— Цезарь! Ты окружен врагами... ты в их руках... самые стражи твоего дворца принадлежат к числу злейших твоих ненавистников... Божественная твоя особа находится в опасности...

— Скажешь ли ты, в чем дело? — закричал перепуганный Максимиан, бледнея и дрожа от страха и гнева.

— Начальник внутренней стражи дворца Себастьян — христианин. Вот доказательства!

Фульвий подал Максимиану сверток бумаг.

Максимиан недоверчиво и неохотно взял сверток, подаваемый Фульвием, но в это мгновение Себастьян, к великому удивлению всех присутствующих, подошел к императору.

— Цезарь! — сказал ему спокойно, — не ищи доказательств. Этот человек говорит правду. Я христианин и горжусь этим.

Максимиан побледнел еще больше, потом вспыхнул; казалось, вся кровь прилила к голове и залила ему глаза: белки их стали красноватого оттенка, зрачки сделались тусклы и мутны. Сначала от ярости он не мог произнести ни слова; наконец опомнился и поток самых страшных ругательств обрушился на Себастьяна.

Себастьян спокойно стоял перед ним с достоинством человека, привыкшего уважать самого себя и сознающего свое нравственное превосходство. Он знал, что ожидает его. Когда император уже задыхался от гнева, и речь его перестала быть членораздельной, Себастьян спокойно сказал:

— Выслушай меня, цезарь! Я говорю с тобою последний раз. Слова мои должны тебя успокоить. Заговоров нет, и ты не подвергаешься ни малейшей опасности. Ты вручил мне стражу дворца, я исполнил долг мой добросовестно; ты цел и невредим. Я не способен на измену и не изменял тебе.

— Христианин! Начальник внутренней стражи христианин! -кричал Максимиан. — Значит, я окружен врагами в моем дворце! Кому довериться? Могу ли я быть спокоен хоть одну минуту, когда низкие козни проникли и сюда? Благодарение Юпитеру! Я принесу ему в жертву всех христиан — я истреблю их! Я был предан в руки злейших врагов моих, и одни бессмертные боги спасли меня от гибели!

— Рассуди хладнокровно, цезарь, — сказал Себастьян, — не боги твои спасли тебя, а верность христианина; он служил тебе честно. Я не способен обманывать и замышлять чью-либо гибель. Да! Ты был в моих руках и, если бы я замышлял что-либо против тебя, то имел бы время и возможность исполнить свои замыслы. Моя религия запрещает вступать в заговоры и козни; она предписывает честно исполнять свои обязанности. Я не изменник. Но выше тебя, цезарь, стоит мой Бог. Дело моей совести и моей веры не имеет ничего общего с моими воинскими обязанностями. Как солдат и слуга твой я ни в чем не виноват перед тобою!

— Зачем же ты скрывал свою веру? Из трусости! Ты скрывал ее из низкой трусости!...

— Нет, не из трусости, а из чувства долга. Пока я мог помогать моим братьям христианам, я должен был спасать их от гонений и гибели. Я жил посреди ежечасных волнений, бедствий, тревог. Я переносил испытания с покорностью. В эту минуту надежда угасла в моем сердце, и я считаю себя счастливым, что Фульвий донес на меня и избавил меня от жестокого выбора:, либо желать смерти и искать ее, либо жить, потеряв лучших друзей и, быть может, саму надежду на будущее.

Максимиан подозвал к себе префекта и тихо сказал ему:

— Этот человек заслужил смертной казни, мучительной смерти, но я не хочу, чтобы в Риме толковали о нем. Мне будет крайне неприятно, если узнают, что в моем дворце один из главных начальников был христианином. Позвать сюда Гифакса!

Вошел широкоплечий, высокого роста, обнаженный по пояс нумидиец, начальник африканского отряда. За плечами у него висели лук и колчан, расписанный разноцветными красками, сбоку огромный, с широким лезвием меч. Он остановился перед Максимианом и молча ждал его приказания. Смуглый цвет его кожи, мускулистая фигура, неподвижность делала его похожим на статую.

— Гифакс, — сказал Максимиан, — завтра утром, чуть свет, без огласки расстреляй Себастьяна. Он христианин.

Гифакс вздрогнул; он страшился христиан больше, чем лютых зверей, больше, чем ядовитых змей своей родины. По своему невежеству он верил слухам, которые о них распускали.

— Ты отведешь Себастьяна в свой квартал, — продолжал Максимиан, — завтра чуть свет, завтра, а не сегодня, запомни это, привяжешь его к дереву во дворике Адониса и прикажешь стрелять в него стрелами. Только не убивайте его сразу. Пусть медленная, мучительная смерть постигнет его, понимаешь? Сделай это втайне и смотри... если вы напьетесь... Главное, без огласки! Пусть все останется в тайне. Я не хочу, чтоб об этом говорили в Риме. Ступай!

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация