– Некоторые в Союзе тоже так думают. Особенно из творческой интеллигенции. Хотят порхать. Понимаете, если бы у нас были варианты выбора… Ну вот если бы, например, попади вы, или хотя бы первый хроноагент, к нам году в шестьдесят третьем, когда собирались снимать Хрущева, или в шестьдесят пятом… Страна на подъеме, Политбюро, видевшее войну, еще бодренькое, придушили бы этот глобализм в колыбельке двумя пальцами. Начали бы поддерживать националистов, американофобов, друзей бы подбирали без присяги на верность идеалам. Душмани душман, враг моего врага, как говорят на Востоке. Единственно что – придержать, чтоб они там меж собой Третью мировую не начали. Двуполярная модель с Союзом все ж миру больше стабильности давала, но раз презлым за предобрейшее… А в семьдесят восьмом Политбюро ногой в гробу, СССР и с нефтедолларами продувать начал, а глобализм – все, поезд ушел, не остановишь. Надо было до «Группы-77» инициативу перехватывать.
На секунду его речь оборвал шум самолета; румяный в лучах заходящего солнца Як, похожий на стрелку для дартса, взъерошил усталые облака, описывая стремительную кривую, и скрылся из глаз; напряженные на взлете двигатели оставили за собой легкий буроватый дымок, на который, словно котенок на бумажку, накинулся озорной сентябрьский ветер, размазывая по просветам чистого неба.
– Вот тогда в советской верхушке и пошло разделение на две основные силы – консерваторы, которые хотели сохранить советский строй, но не знали как, и как его развивать не знали, и интеграторы – те, кто хотел сдать социализм и как можно скорей интегрироваться в мировую экономику, пока все совсем не развалилось. У обеих ну очень благие намерения, только результат тот же. Если просто консервировать Союз – он развалится, если продолжить косыгинскую реформу и войти в рынок – времени не осталось. России ведь пришлось Вторую промышленную после Первой мировой делать, ускоренно. К сорок первому успели, а вот с механизмами саморазвития общества и экономики… – И он развел руками. – А без этих механизмов нас в эту компанию все равно не примут, только будут полвека мозги парить обещанием отмены поправки Джексона – Вэника.
– Ну а почему нельзя рыночную реформу было сделать? И демократизацию? – совершенно искренне удивился Виктор.
– А вы их сделали? Вы посмотрите, что вы у себя из них сделали, потом будете говорить… Ну, короче, полный тупик, и тут вот этот мозговой танк от КГБ выдает идею: глобализация к концу двадцать первого века упрется в болезни роста, тогда и вдарить. А чтоб страна к этому времени не загнулась – перезагрузить систему с нуля. Только, говорят, условие – дайте права менять все что угодно: идеологию, сами научные понятия, все. И это в нашей верхушке в общем-то устроило и тех и других. Для консерваторов вроде как поражения нет, для интеграторов, для «подлеска» – вроде как перемены, обновление… а дальше видно будет. Ну, не все, конечно, поняли и приняли, но это детали. А теперь у нас ситуация такая, что и сохранять старый Союз мы уже не можем – нечего сохранять, нет его, старого, и интегрироваться в это самое мировое сообщество не можем, потому что у нас разные модели поведения людей. Понимаете, Виктор Сергеевич, капитализм и социализм – это не разные государства, не разная политика, не разные законы – это разные поведенческие модели. Если мы пойдем к капитализму, как тогда у нас отличить умного от дурака? Сейчас можно видеть, что человек своими руками или головой создал, изобрел, выдумал. А тогда? Вот будет дурак учреждением руководить – и поставит всех своей властью так, что все будут выглядеть как дураки, один он незаменимый и за всех думает. Шмоток накупит, говорить красиво научится, мозги начальству загаживать. По кошельку будут судить, а он кошелек за счет других набьет. И все! Дураки и государство и экономику нашу развалят и проворуют, потому что каждый будет грести под себя. Так что мы цивилизации разных планет. Нас нельзя к ним встроить. Вот что получилось. Назад пути у нас уже нет. Хочу, чтобы вы это тоже поняли.
– Ну, нет так нет, – примирительно констатировал Виктор. – Оно ведь тоже неохота передовым странам вечно под хвост смотреть. Вперед-то хоть есть?
– Есть, и даже два. Как вы уже поняли по новостям, глобализм трещит. И падающего мы подтолкнем. После краха глобальной системы в мире начнут складываться несколько цивилизационно-образующих центров. Союз будет одним из них, и тогда настанет наше время подминать под себя шарик. Не весь, конечно, – тех, кто нам наиболее близок по поведенческой модели. Сложится несколько соперничающих коалиций, многообразие видов, так сказать. А многообразие – это залог устойчивости развития человечества, условия изменятся – кто-нибудь да выживет. Это путь экспансии.
– А другой путь есть?
– Есть и другой. Мировой рынок не рушить, договориться о смене правил, сделать его более демократичным, чтобы в рамках одного государства уживались и взаимодействовали экономические уклады для людей разных поведенческих моделей. Это путь конвергенции. Насколько я понял, об этом варианте товарищи из КГБ вам не рассказывали?
– Не довелось как-то, – дипломатично ответил Виктор. – А вы, если я правильно понял, из лагеря сторонников конвергенции?
– Можно сказать и так. Не хочу, чтобы на планете кровь лилась, и так хватит. А при экспансии локальных конфликтов больше.
– И советуете податься в ваш лагерь?
Гриднев улыбнулся, широко, так что в уголках глаз показались морщинки. Виктор внезапно понял, почему у его собеседника такая короткая стрижка: скрыть раннюю седину.
– Нет уж, как-нибудь сами разберемся, – ответил Николай Игнатьевич. – А вы уж лучше в своем лагере. Знаете, у нас по всем прокруткам фантастов хроноагенты уж очень бузить любят. Лезут заговоры плести, исторических лиц пригрохивают. Вон давеча попался один роман, «За все поколение» называется. Там наш человек попал в сорок первый год, фрицев валит направо и налево, а заодно и Никиту Сергеевича примочил, как верный сын советского народа. У вас там такого не пишут?
– А чем кончилось-то? – уклончиво ответил Виктор вопросом на вопрос.
– Культ личности Козлова после Двадцать второго съезда и ограниченный конфликт с США в шестьдесят шестом из-за Тайваня. Так что вы уж поосторожнее с историей.
– Вы тоже. У меня-то никакой власти, кроме нашего опыта.
– Информация-то и есть власть… Особенно у нас: дали не ту информацию – и бросятся рационализировать не туда. А за ЦК не волнуйтесь. Знаете, ваша тамошняя элита вполне могла бы сохранить СССР, им бы только немного больше политической воли, этим вашим… Даже не политической, вообще воли. Как салажня, обгадились и бросились сдавать все, за что триста лет русскую землю кровью поливали. Даже этот ваш ГКЧП – это бунт обгадившихся со страху. Противно… Но это я не о вас. Вас просто предали.
– Поэтому теперь ЦК набирают из тех, кто смерти в глаза смотрел?
– Не все ЦК. Что-то вроде ядра. Остальные – те, кто не побежит, если ядро не дрогнет. ЦК не сдрейфит – народ не сдрейфит и за своих командиров любому порвет на флаг британский. Партизанский метод.
– Почему партизанский?
