– Так, вот сейчас диск кончается – и идемте чай пить.
«Рог изобилия» оказался бисквитным и был пропитан коньячным сиропом и прослоен добротным масляным кремом, в котором тоже чувствовался вкус хорошего коньяка. В сущности, все, что порождает у человека чувство комфорта и собственного достоинства, придумано в прошлом веке, который здесь еще не кончился, подумал Виктор.
– Это просто прелесть! А я обычно все на праздники «Брянский» выбирала.
– Который с орехами? Я просто не знал, что вы любите с орехами.
– Нет, это скорее привычка. Помните, когда-то все за «Брянским» гонялись? Вы для меня открыли обалденную вещь. Так, совсем забыла. Пару секунд!
Она выскочила за дверь и тут же вернулась с кассетой, которую скормила двойке. Плотоядно замурлыкав, агрегат выдал титры.
– «Тень от луны». Детектив. Абдулов снимается и молодые – Невская, Порошина, Шакунов…
– Про шпионов?
– Видеть не могу шпионских. Это психологический, в духе Уилки Коллинза. Содержания рассказывать не буду, а то неинтересно смотреть.
Дверь приоткрылась, и в дверь из гостиной протиснулась кошка. С минуту она ходила по кухне кругами, словно раздумывая, затем вскочила на свободный стул и стала на задние лапы, опершись передними на край стола, и с любопытством принюхалась.
– Люси, на стол нельзя, – строго погрозила ей Вероника. Пристыженная кошка спрыгнула со стула и полезла греться на экран, прикрывавший батарей; она вытянулась во весь рост, чуть свесив длинные лапы и придерживаясь ими, чтобы, задремав, не упасть.
– Умная, – заметил Виктор.
– Еще какая! Что говоришь, она сразу все понимает, только сказать не может.
…За окном горел разноцветный витраж из квадратиков окон домов микрорайона, и низкие, ползущие над самыми крышами облака фосфоресцировали коричневато-желтым сиянием, подсвеченные уличными фонарями. Холодные капли ночного дождя медленно стекали по стеклопакетам. Виктор протирал тарелки, которые Вероника доставала из моечной машины, и в голове его вертелись строки старой песни про дождь, который идет днем и ночью… Типовая программа светского вечера вдвоем была исчерпана.
– Прости, я наверное, засиделся, – сказал Виктор, когда на кухне был восстановлен первозданный порядок, – уже одиннадцать, тебе завтра тоже на работу…
Вероника подошла к окну и, присев на подоконник, посмотрела в пространство ночи, пронизанное у фонарей мелкими черточками небесной воды.
– У-у… Слушай, куда ты пойдешь в такой дождь?
– Это мелкий дождь, и у меня зонтик.
– Не надо. Самое простудное время. Значит, так: я стелю тебе на диване, выспишься, а утром сразу отсюда на работу.
– Подожди, ну как это… Неудобно.
– Ну что неудобно, квартира пустая, а ты куда-то в общежитие попрешься.
– Там не общежитие, там комплекс.
– Ну что комплекс, ради этого по дождю топать? Не спорь с женщиной.
– Не знаю, как-то это…
– Что как-то?
– Ну… ну, не знаю… дочь, кстати, против не будет?
– Ага, против. Она у меня каждый вечер по домолинии стучит: «Мама, заведи себе какого-нибудь знакомого, пока я на учебе». А ты ж не какой-нибудь знакомый.
– Ничего, что мы мало знаем друг друга?
– Мы же не на улице познакомились. Ну подойди сюда, посмотри.
Виктор подошел к окну; Вероника отодвинула тюль и кивнула на сползавшие вниз по стеклам полоски дождя.
– Ты думаешь, что я могу погнать человека в такую промозглую ночь? Или тебя что-то смущает? Честно?
– Да ничего не смущает. Просто то, что ты не боишься оставить дома мужчину, которого знаешь два дня, – необычно как-то. Или я слишком отстал от жизни в Союзе?
Вероника подняла правую руку и положила на плечо Виктору; ее лицо приблизилось, и он вновь почувствовал, словно ветер из полуденной дубравы, аромат «Офелии». Вероника взглянула в его глаза, ее губы сложились в чуть грустную улыбку, и она тихо произнесла:
– Но я же знаю, что ты не квартирный вор, не маньяк, не аферист. Просто нормальный человек, затерявшийся в новом мире. Чем ты можешь меня напугать?
– Ну… ну, хотя бы…
– Вот видишь. Помоги мне слезть.
Она подала Виктору левую руку, лица их сблизились, и тут Виктор, неожиданно для себя самого, обнял Веронику за талию и припал к ее губам; Вероника растерянно застонала, не прилагая усилий к сопротивлению.
– Ты что… ты что делаешь? – воскликнула она, пытаясь сердиться, когда Виктор дал ей возможность перевести дух.
– Ты же сама спросила – чем могу напугать.
– Да? – Ее брови взметнулись вверх, и она рассмеялась. – Так это ты меня хотел напугать? Ты думал, что этого я испугаюсь? Что я… что я могу потерять самообладание?
– Ну, если не потеряешь… – И он вновь поцеловал ее в губы, сильно прижав к себе; дыхание Вероники участилось, в какое-то мгновение она оторвалась от него, и с ее губ слетело полушепотом: «Нет… не надо», – но ее тут же саму неудержимо повлекло навстречу, ее руки сжали плечи Виктора, и она закрыла глаза.
– …Погоди… ну не на окне же…
Глава 23
В окопах бремени
– …Слушай, а где мое платье? Ты не видел?
– Что случилось?.. – сонно пробормотал Виктор, не отрываясь от подушки, не открывая глаз и чувствуя, что Вероникина ладонь коснулась его лопаток.
– Не знаю, где платье. Его надо аккуратно повесить, а то сомнется.
– Оно на стуле висит, – ответил Виктор, зевая. – Аккуратно. Ты сама вешала.
– На каком? Я не вижу.
– В гостиной. Возле дивана…
– Ах да, диван, – вспомнила Вероника, улыбнувшись чему-то своему, внутреннему. – Диван – это было так давно… Столько событий после этого.
– Архитекторы оказались правы.
– В чем?
– При этом совершенно неважна высота потолка.
– Я заметила… А знаешь, когда мне вчера звонила Светлана насчет тебя, она просила за тобой присмотреть. Сказала, что после гипнопедии тебя может потянуть на приключения. Собственно, она права. Тебя здорово потянуло.
– А тебя? И после этого в США находятся люди, которые думают, что в СССР нет секса.
– В США секс есть. У них нет потенции.
Вероника повернулась набок, античные изгибы ее тела подчеркивали складки сброшенного одеяла; она казалась плывущей по упругому морю теряющейся в полутьме кровати.
– А ты все-таки очень неожиданный.
– Так я же предупреждал.
– С чего ты взял, что я должна бояться этого?
– Да, в самом деле, – философски заметил Виктор. – Просто однажды приходит день, когда ты понимаешь, что ты такая же, как все. Что нас абсолютное, подавляющее большинство на планете. Нас миллиарды. Нас целых семь миллиардов…
