— Джемма, почему ты остаешься в Мэне на неделю? — спросила Мона. — Вы с Алексом не поссорились?
Неужели все свекрови задают такие неудобные, личные вопросы?
— Я приехала сюда на свадьбу, а поскольку лишилась работы, то решила продлить свой визит к подругам. Я нечасто с ними вижусь.
— Ты и Александра не очень-то увидишь, находясь от него за три сотни миль, — заметила женщина. — Когда ты возвращаешься домой? Я хочу договориться о встрече с риелтором, о котором слышала прекрасные отзывы. На рынок выставили два новых дома, которые, как мне кажется, идеально подходят вам с Александром. Один — в колониальном стиле с…
— Мона, прошу прощения, что прерываю вас, но только что подъехала моя подруга, поэтому мне нужно идти. Я скоро перезвоню. Пока.
Бесполезно напоминать Моне, что она не хочет покидать Нью-Йорк. Свекровь ее не слышит, ей наплевать на ее чувства. Хендриксы думают, что она ошибается и ведет себя эгоистично, желая остаться в городе.
Может, Джемма и чувствовала себя виноватой, оборвав разговор со свекровью, но Беа действительно въехала на подъездную дорожку. Она сменила джинсы и футболку на красивое хлопчатобумажное платье и туфли-балетки, собрала длинные светло-русые волосы в хвост. Что-то в Беа вызывало у Джеммы желание защитить эту девушку. Она была одна во всем мире и пыталась справиться с эмоционально тяжелой ситуацией. Слушая Беа, пока та рассказывала о письме с предсмертным признанием — год спустя — от своей покойной матери, Джемма гадала, как бы чувствовала себя, получи она подобное письмо: «Не я тебя родила. Мы тебя удочерили». Но между чудесной матерью Беа и матерью Джеммы, явно страдавшей каким-то психическим расстройством, существовала большая разница. Джемма прочитала бы подобное письмо и с облегчением подумала: «Ах да, теперь все понятно, ничего удивительного, на самом деле она мне не мать». Но материнство совсем другое дело — в этом Джемма была уверена. Быть матерью — не значит родить, удочерить, воспитать. Материнство — это любовь, обязанности, ответственность. Постоянно быть рядом. Хотеть быть рядом.
«Не то чтобы я не желаю этого, — обратилась она к своему животу. — Просто… Мне кажется, я хочу вернуть свою работу больше, чем материнства. Я знаю, это ужасно. Потому что через семь с половиной месяцев я стану матерью».
«Ты говоришь совсем как мама», — обругала она себя, и опять словно ледяная рука сжала ей сердце.
— Привет, — окликнула ее Беа, поднимаясь по ступенькам. — Я очень благодарна тебе за предложение представить меня управляющей. Не знаю, что из этого выйдет, поскольку неизвестно, надолго ли могу здесь остаться.
— Что ж, пойдем найдем Изабел. Я сказала ей, что познакомилась с девушкой, которая идеально подойдет для работы на кухне, и она ждет нас. Я скрещу за тебя пальцы.
Изабел они обнаружили в вестибюле — она выкладывала на стенд новые карты и брошюры, младенец висел у нее на груди в специальном креплении. Изабел протянула Беа руку, представившись и представив малышку Элли.
Джемма уставилась на младенца, в который раз пытаясь вообразить себя вот так же занимающейся разными делами с висящим спереди ребенком. Почему у Изабел все кажется так легко, когда этого просто не может быть?
— Мое собеседование включает в себя приготовление традиционного американского завтрака и уборку, — сказала Изабел. — Надо было попросить Джемму предупредить тебя не наряжаться для интервью — прекрасно сгодилась бы грязная старая одежда.
Джемма едва не рассмеялась. Беа могла бы приехать в заляпанных индейкой и майонезом джинсах — в самый раз для этого собеседования.
— Джемма, — проговорила Изабел, — я знаю, что прошу слишком многого, но нам нужно примерно полчаса — ты не присмотришь за Элли?
Джемма онемела. Присмотреть за маленьким ребенком? Прежде всего ее шокировало доверие Изабел. Разумеется, она считалась другом семьи и знала сестер Нэш с детства, но с чего это Изабел подумала, что ей известно, как держать ребенка, не говоря уже о смене памперсов? Может, в ближайшие полчаса Элли не покакает?
— Мы отойдем минут на тридцать, — сказала Изабел. — Поверь мне, если Беа в течение половины этого времени не приготовит яичницу-болтунью и тост, значит, не о чем и говорить, — добавила она, подмигнув Беа.
Джемма посмотрела на малышку с пухлыми щеками, та с любопытством взирала на мир большими голубыми глазами, не плакала, не издавала непонятных звуков. На полчаса ее хватит. Она сумеет это сделать. Это станет хорошей практикой.
— Без проблем, — сказала она Изабел.
— Можешь отнести ее на задний двор. Там ее колыбелька, а рядом сумка с подгузниками и всем остальным, что может понадобиться. Недавно я кормила Элли и сменила ей подгузник, поэтому, думаю, достаточно просто подержать ее или покачать в колыбели.
— Ясно, — ответила Джемма. «Я могу это сделать. Через семь месяцев я и сама буду это делать. Я сумею».
Изабел извлекла ребенка из крепления, и девочка в мгновение ока очутилась на руках у Джеммы. Она оказалась такой легкой!
«Я это делаю!» Джемма до года не брала на руки свою племянницу, дочь брата Александра. Но однажды малышку сунули ей в руки, поскольку невестке Джеммы понадобилось в туалет, а ее муж жарил мясо на гриле. Как же неуютно она себя чувствовала, пока Мона не выхватила у нее ребенка.
Беа улыбнулась Джемме и последовала за Изабел на кухню, и Джемма осталась с младенцем. Она посмотрела на крохотный носик Элли, на ее пухлые щечки. Девочка была очень красивая. Джемма прошла по короткому коридору и попала в другую маленькую гостиную и библиотеку, откуда раздвижные двери вели на огороженный задний двор, в дальнем конце которого росли огромные деревья и лежал небольшой валун. В патио были расставлены шезлонги и зонтики, и рядом с одним из кресел стояла колыбелька Элли. Джемма посадила малышку к себе на колени и слегка подбросила.
Все шло нормально. Дела обстояли не так уж плохо.
Она обвела взглядом окна, нашла кухонное и увидела трудившуюся у рабочего стола Беа, Изабел сидела за столом и разговаривала.
— У меня будет ребенок, — прошептала Джемма Элли. — В январе у меня родится такой же малыш, как ты.
Ее снова охватил страх. Одно дело в течение получаса присмотреть за младенцем и отдать его назад. Совсем другое — отвечать за ребенка в течение следующих восемнадцати лет. «До конца жизни», — поправила себя Джемма.
Элли начала… правильно назвать это «ерзать»? Джемма встала и, перехватив девочку по-другому, стала ее баюкать, как делала невестка. Элли успокоилась, но потом завозилась и захныкала.
— Может, ты хочешь покачаться? — Джемма усадила Элли в бледно-желтую с белым колыбельку и мягко ее толкнула.
Телефон снова зазвонил, и Джемма засомневалась, стоит ли отвечать, раз она присматривает за ребенком, но она видела, как матери и няни постоянно разговаривали по телефону на улице и детской площадке, а Элли надежно сидела в колыбельке.
