Вчера Вероника и еще тридцать человек собрались к восьми утра для каких-то проб с освещением, а потом ожидались съемки, но днем актриса ушибла колено, и съемки все откладывались и откладывались.
Время близилось к четырем часам, наконец в палатку вошел Патрик Ул и объявил, что процесс пошел. Ура! Статисты вокруг Вероники подобрались от возбуждения. Патрик объяснил сцену на сегодня: ведущая актриса, красавица, имя которой Вероника постоянно забывала, стояла на соседнем лугу среди полевых цветов вместе со своей эгоистичной матерью, которая делилась с дочерью своими опасениями насчет ее предстоящей свадьбы с идеальным, как той казалось, мужчиной, не Колином Фёртом. Мать играла актриса, которую Вероника много раз видела в кино. Патрик напомнил правила — никаких разговоров со звездами. Никаких разговоров, и точка. И никаких фотографий.
Вероника и еще примерно сорок статистов подошли к ограждению с надписью: «Массовка ждет здесь». Патрик Ул разместил человек десять из них в кадре — кого-то на дорожке между прудом и лугом, кого-то на лугу — изображать компанию на пикнике, двое выгуливали собак. Веронике следовало пройти мимо матери, когда та произнесет первую фразу, при этом никуда конкретно не смотреть и один раз взглянуть на часы. Женщина позади нее должна была нести коричневый бумажный пакет с продуктами. Мужчина — помахать кому-то в отдалении. Остальным надлежало просто пройти мимо обычным шагом.
Патрик сказал: «Приготовились», — и снова Веронику охватило возбуждение. Она находилась так близко от двух актрис, стоявших на краю луга, что видела морщинки на лбу матери и действительно изысканную красоту молодой актрисы.
Режиссер дал команду снимать, и Вероника, дождавшись, пока мать произнесет первые слова, пошла мимо актрис, никуда конкретно не глядя, как ее проинструктировали. Но когда она проходила мимо, мать ткнула в лицо дочери пальцем с таким презрением, с такой злостью, что вызвала воспоминание, от которого у Вероники задрожали руки. Она прошла со всей естественностью, на какую была способна, посмотрела на часы, как ей велели, и легким шагом удалилась из поля зрения камеры, чувствуя, что ее трясет. Господи боже. Что с ней такое? Кто-то ткнул на кого-то пальцем, и она выбита из колеи?
Вероника редко позволяла себе думать о родителях, о жестокости матери. Но стоя по другую сторону ограждения, внезапно почувствовав себя такой одинокой среди множества людей, снующих вокруг и наблюдающих за съемками, — она вспоминала, как ее собственная мать вот так же резко тыкала пальцем ей, шестнадцатилетней, в лицо, услышав о беременности.
Она не позволит себе вспоминать тот разговор. Особенно не здесь и не сейчас. Присутствие на съемочной площадке, участие в этом волшебстве немного напоминало Рождество. Но правда заключалась в том, что и двадцать два года спустя этот направленный на нее палец, безжалостные слова, боль воспоминания нисколько не померкли.
Вероника зажмурилась, отгоняя непрошеные мысли, но в голове возникло столько других слов, фраз, — которые она никогда не забудет, — сказанных ее матерью и Тимоти. «Сосредоточься на съемках, — приказала она себе. — На твоих глазах снимается кино. Да, может, завтра ты увидишь Колина Фёрта!» Но лицо матери не исчезало — злое, полное стыда. Теперь, когда она вернулась домой, у нее новая нормальная жизнь. Разве она приехала не для того, чтобы встретиться с прошлым? Но каким образом ей помогут воспоминания о жестокости родителей? Что способны принести эти мысли, кроме жгучей боли и напоминания об отсутствии семьи, если не считать подруг?
Однако ей как-то надо справляться со своим прошлым. Она сейчас дома, и воспоминания тут повсюду. Она обрадовалась, когда Патрик крикнул статистам: «Отличная работа, ребята!» — и отпустил их на сегодня, сказав, что на следующее утро снова ждет к восьми часам для пересъемок этой сцены в двух других вариантах.
Два других варианта. Возможно, не сосчитать, сколько их еще будет. Она должна преодолеть страх перед этим указующим перстом, если хочет стать частью данного фильма.
Выйдя из палатки и накинув из-за ветра кардиган, Вероника услышала позади себя шаги.
— Роскошная, — произнес мужчина и прищелкнул языком, словно восхищаясь собственным определением, данным Веронике. — Я пришел сюда посмотреть съемочную площадку и увидел тебя в большой палатке. Может, выпьем вместе? Расскажешь мне о жизни массовки.
Ох! Этот несносный Хью Фледж. «Сделай вид, что не слышишь его, и дуй отсюда», — сказала себе Вероника. Судя по нечеткому произношению, он уже выпил. Она ускорила шаг.
— Ты не сможешь долго сопротивляться моему обаянию и красоте, — со смехом бросил он ей вдогонку, когда она уже заворачивала за угол.
Даже вечность будет недостаточно долгой. Он когда-нибудь прекратит за ней следить?
Однако Хью Фледж не слишком-то отвлек Веронику от ее мыслей. Она обошла стороной причал, где много раз целовалась с Тимоти Макинтошем. Тем не менее воспоминания преследовали ее до самого дома.
Вероника взяла за правило, готовя пирог, не думать ни о чем другом, поэтому дома она принялась за «Любовь» для соседкиной подруги, думая только о Колине Фёрте — как он говорит Элизабет Беннет, что любит ее, незаметно покорившую его сердце: «Я полюбил вас прежде, чем понял, что со мной происходит». «О, мистер Дарси», — вздохнула Вероника, скатывая тесто в шар. Неудивительно, что она помнит столько реплик из этого фильма. Сегодня она, наверное, в десятый раз посмотрит «Реальную любовь», пусть это и рождественское кино. Ей требовалось именно такое.
Зазвонил телефон, и Вероника схватила трубку, испачкав ее мукой.
Это была Бэт — клиентка, заказавшая пирог «Изгнание».
— Ничего не получилось, — произнесла она. — Надо было сразу догадаться, что это полная чушь.
Ого! Женщина злилась, но в ее голосе Вероника распознала кое-что еще: боль.
«Успокой-ка ее немного», — сказала она себе.
— Вы думали о том, чтобы выбросить этого человека из сердца, пока ели пирог?
— Не мне нужно выбросить его из сердца. Это другому человеку нужно выбросить кого-то из своей проклятой головы.
Так и есть. Вероятно, у ее мужа действительно роман. Вероника никогда не была замужем, но вполне представляла, какую боль это причиняет. Она издала сочувственный возглас.
— Я только хотела сказать вам, что это чепуха, — произнесла Бэт с нарастающей злостью. — Я не стану платить.
— Мы так и договаривались, поэтому все нормально. Мне жаль, что у вас не получилось.
— Да, вам жаль. — Послышались короткие гудки.
«Что она хотела этим сказать?»
У Вероники пропало желание делать пирог «Любовь», поскольку злость и досада этой женщины ее не отпускали. Пусть тесто полежит полчаса в холодильнике, а она расслабится и представит Колина Фёрта выходящим из пруда в мокрой рубашке. Услышит, как он говорит Элизабет Беннет о своих чувствах к ней: «Мои чувства не изменятся. Вы должны позволить мне выразить мое горячее восхищение и любовь к вам».
