– А как еще оправдать освобождение Сабура?
– Но не с помощью же двусмысленных намеков, обливания грязью всех и вся. Текст ведущего ты смотрел предварительно?
– Я ему доверяю.
– Есть хорошая русская поговорка: доверяй, но проверяй… – Николай взял с подоконника листок бумаги, процитировал: – «Хочется только дать совет правительству, власти, тем же законодателям – депутатам Госдумы: не зарекайтесь ни от сумы, ни от тюрьмы. Все мы смертны, все ходим под богом, все можем споткнуться…» Что за намеки, что за двусмысленность? Играйте, но не заигрывайтесь, господа! Это не просто журналистские штучки, а вызов, серьезное обвинение – милиции, прокуратуре, власти. Завтра на тебя наедут, и я не смогу помочь. Потому что наедут по делу.
– Буду отбиваться.
– Не отобьешься. Засунут в ту же Бутырку и сгноят там. Ты что, не понимаешь этого?
– Понимаю! И понимаю также, что любого – меня, Сабура, даже тебя… любого! – элементарно можно сгноить в тюрьме! Уголовное дело завели, и нет человека! Никто никогда ничего не докажет! Придуман новый способ борьбы с неугодными – через уголовные дела. А их завести проще, чем два пальца обосс… Не туда глянул, не там чихнул, не в тот магазин зашел. Пять рублей забыл внести в налоговую декларацию, и все! Дается команда – завести уголовное дело! – и команда тут же исполняется. Ты сам это не понимаешь, что ли?
– Понимаю. Потому и огорчен передачей.
– Значит, я переоценил твои возможности и возможности твоих служб.
– Конечно переоценил… Мы не всесильны. Амбиции и выход на самый верх есть не только у нас, но и у милиции, и у прокуратуры. И мы не всегда можем их остановить… – Николай снова прошелся по комнате, чертыхнулся. – Может, проще прикончить этого старого наркомана в тюрьме и не подставлять тебя?
– Вместо «старого наркомана», как ты говоришь, в кресло короля сядет другой, молодой… А к нему попробуй протоптать дорожку.
– Тоже верно… Значит что, будем под твою телевизионную возню освобождать?
– Безусловно. А уберем, как только определим преемника. Важно взять под контроль всю наркосеть.
Николай наконец справился с раздражением.
– Когда в эфир пойдет следующий выпуск?
– Через неделю.
– Рекомендую не снижать напора. В противном случае обиженная сторона воспримет это как капитуляцию, и уж тогда точно даже я не помогу тебе.
– А если все же ко мне заявятся парни из следственных органов?
– Это даже хорошо. Сабура выпустят, тебя посадят. И братва станет относиться к тебе с доверием. По крайней мере, Сабуру не к чему будет придраться.
Оба невольно рассмеялись шутке.
Дача, в которую Глеб привез Оксану, была большой, деревянной и какой-то бесконечной. Здесь была уйма комнат, лестницы переходили с этажа на этаж, и девушка никак не могла в них сориентироваться.
Она забралась на самый верх, сидела чуть ли не на крыше и, услышав шум приближающегося автомобиля, насторожилась, попыталась быстренько спуститься.
Глеб шел навстречу с сумками в руках, улыбался:
– Привет.
– Привет. – Она едва ли не бросилась его обнимать, но вовремя остановилась. – А я было испугалась.
– Жрачку привез, – кивнул парень на сумки. – Голодная?
– Слегка.
– Я тоже… Пошли в дом, что-нибудь приготовишь.
…Они сидели в столовой за большим столом, с удовольствием уминали поджаренное мясо, приправленное острым соусом.
– Вкусно, – заметил Глеб. – Умеешь!
– Мама научила.
– Мама? У тебя есть мама?
– Была.
– Умерла, что ли?
– Живая… только… – Оксана замялась.
– Что – только?
– В тюрьме она.
– Сидит, что ли?
– Ну не работает же!
– За что?
Оксана отложила вилку.
– Можно не сейчас?
– Как хочешь.
Какое-то время помолчали. Оксана спросила:
– А Виктор Сергеевич мной не интересовался?
Глеб ухмыльнулся:
– Скучаешь? Интересовался, хорошо ли я тебя зарыл.
– Боже… – Девушка отложила вилку, глаза ее заблестели от слез. – Боже мой… Какой ужас.
Глеб взял салфетку, протянул ей. Она вытерла слезы, высморкалась.
– А долго я буду здесь… сидеть?
– Пока он… твой друг… будет коптить небо.
– Как? – не совсем поняла Оксана.
– Очень просто. Подохнет твой Виктор Сергеевич – выйдешь отсюда. Будет жить вечно, и ты здесь сгниешь… А куда ты можешь деться, если в любой момент с тебя скальп снимут?
– А ты… ты меня не бросишь?
– Пока не знаю. Может, и не брошу. Мне ведь тоже особенно деваться некуда.
– Почему?
– Потому! Потому что ежик в колючках, не сядешь на него!
Следователь Конюшин не заставил себя ждать.
Сергей не стал томить его в приемной, позвонил секретарше:
– Впусти человека.
Бывший следователь вошел, как-то неловко остановился возле порога, не зная, куда себя девать.
Кузьмичев улыбнулся:
– Проходите.
Тот прошел к дивану, присел на краешек.
– Я вас просто не узнаю. Что с вами? При погонах вы совершенно другой человек.
– Погоны даже слабому человеку придают уверенность, а иногда и наглость, – ответил Конюшин. И попросил: – Если можно, чашечку кофе.
– Два кофе, – сказал Сергей секретарше, бросил взгляд на довольно истоптанные туфли визитера, на мятый костюмчик. – Простите, как вас?
– Конюшин… Конюшин Руслан Самирович.
– Давайте к делу, Руслан Самирович. Кем вы видите себя в моем хозяйстве?
– Вашим помощником.
– По каким вопросам?
– По любым. Особенно по процессуально-уголовным. Я ведь знаю так много, что сам иногда по ночам просыпаюсь от ужаса… Если бы кто-то догадывался о моих возможностях, меня давно бы убили.
– Так серьезно?
– Вы, видимо, смотрите на меня как на сумасшедшего. Но я вполне нормальный человек. Главное мое качество – я редкий неудачник. Многие считают, что я в процессе расследования, как правило, выполняю чей-то заказ. Даже вы так считаете… Иногда бывает, но я за это не получаю ни копейки. Клянусь. Приказывают, и я выполняю. Я – идиот! Я ничегошеньки не накопил за всю свою жизнь. Жена ушла, дети смеются. А теперь вот наконец выгнали с работы.
– Почему – наконец?
