– А почему на мой товар вышли твои люди?!
– Виноват! И готов нести ответ! Хотел урвать лишку за твой счет. Не вышло! Кто раскрывает рот на чужое, всегда давится. Вот моих людей ментура и зацапала.
– Сука… Ну сука коцаная… – все еще не мог поверить в услышанное Сабур. – Круто развел! – Он взял Вахтанга за куртку, придвинул к себе. – Но ведь от тюряги он меня спас. Не ты, он! Даже бабки под залог помог достать! Зачем?
– А ты не понимаешь? – Маргеладзе хитро смотрел на него. – В тюряге хрен тебя достанешь. А на воле замочить тебя – все равно что клопа раздавить!
– Меня как клопа? А вот это уже ниже пупка! Знаешь, что ниже пупка растет?
– Про мой бизнес с вояками ты сказал кузьмичевскому адвокату? – спокойно спросил Вахтанг.
– Я.
– Знаешь, что его замочили?
– Знаю.
– Я замочил. По-другому нельзя было. Обнаглел адвокат, да еще и «хвоста» за собой притащил… Но тут важно другое. Все грузы – оружие, боеприпасы, – которые идут на Кавказ, тормозятся спецами. Тормозятся четко, в самых неожиданных точках.
– Думаешь, тоже Кузьма?
– Не думаю – знаю.
– Он что, двухстволка? И нашим, и ихним?
– Страшнее. Одностволка. Он же еще и в политику лезет. А залезет, хрен вообще его достанешь…
Так, сучара, хитро всех разводит, что остается только одно решение.
– Я это сделаю, – решительно и мрачно заявил Сабур.
– Нет, – возразил Вахтанг. – Это мы сделаем вдвоем… Но не сегодня и не завтра. Через неделю будет два года, как убили моего брата. Постоим над его могилой, подумаем, поплачем. А потом зарежем барана. Принесем его в жертву Господу Богу.
В комнату неожиданно вошел Важа, остановился на пороге.
– Чего? – недовольно спросил Маргеладзе.
– Есть плохая новость, Вахтанг, – сказал тот.
– Козел, всегда приходишь с какой-нибудь гадостью… Что такое?
– Шалва пропал. Звонили из Сибирска – менты отпустили, и он куда-то сгинул.
Вахтанг помолчал, печально вздохнул, посмотрел на Сабура.
– Знаешь, что такое родственники, которых должен кормить и терпеть? Стихийное бедствие. Самое страшное стихийное бедствие! – Перевел взгляд на Важу. – Ищите! Хоть живой, хоть мертвый – он мне нужен. И про ипподром не забывай.
Сергей и Старков слушали записанный разговор Маргеладзе и Сабура.
ГОЛОС САБУРА: А к тебе кассета как попала?
ГОЛОС МАРГЕЛАДЗЕ: Купился. Как фраер купился. Они, падлы, подослали эту сучку… проститутку Цыпкину… и я за штуку взял это фуфло.
ГОЛОС САБУРА: Почему фуфло? Товар-то действительно шел.
ГОЛОС МАРГЕЛАДЗЕ. Правильно, товар шел. А Кузьма задвинул информацию ментам. Развел нас как дешевок.
ГОЛОС САБУРА. А почему на мой товар вышли твои люди?!
ГОЛОС МАРГЕЛАДЗЕ. Виноват! И готов нести ответ! Хотел урвать лишку за твой счет. Не вышло! Кто раскрывает рот на чужое, всегда давится. Вот моих людей ментура и зацапала.
ГОЛОС САБУРА. Сука… Ну сука коцаная… Круто развел! Но ведь от тюряги он меня спас. Не ты, он! Даже бабки под залог помог достать! Зачем?
ГОЛОС МАРГЕЛАДЗЕ. А ты не понимаешь? В тюряге хрен тебя достанешь. А на воле замочить тебя – все равно что клопа раздавить!
– А ведь Вахтанг прав, – засмеялся Старков. – В тюряге хрен бы мы его достали.
– Тут все ясно, они дали нам неделю, – прервал его Сергей. – Сейчас меня больше беспокоит зусловское движение. Герман установил там камеру?
– Установил. Камера пишет, а вытащить пленку пока невозможно.
– Почему?
– Там у них круглосуточное дежурство. Не устраивать же новый потоп!
– Сколько человек погибло в Сибирске во время погрома?
– Официально – двое. Неофициально – двадцать два. Из них пять милиционеров.
– Антон запись прислал?
– Да, она уже у Василия Петровича.
– Когда съезд «Великой России»?
– Через месяц.
Кузьмичев улыбнулся:
– А у меня через час встреча с Юрием Ивановичем.
Юрий Иванович был непривычно сдержанным и даже жестким. Он не прикоснулся к еде, смотрел на Сергея внимательно и вопрошающе.
– Вам не кажется странным, что всегда инициатором наших встреч являюсь я?
Кузьмичев улыбнулся:
– Это похоже на милую семейную размолвку.
– Я серьезно. Иногда мне начинает казаться, что я задаюсь вашими проблемами больше, чем вы сами.
– Например, какими?
– Например, вашими отношениями с Зусловым.
Сергей удивленно вскинул брови.
– Их у меня нет.
– Это вам кажется, – возразил Юрий Иванович. – В правительстве существует четкое представление о том, что именно с вашей помощью мы должны решить проблему «Великой России».
– Первый раз слышу.
– Лукавите, Сергей Андреевич. Я всегда выражал самое сдержанное отношение к зусловщине.
Кузьмичев рассмеялся:
– Хорошее выражение – «зусловщина»… И что, в правительстве по-настоящему озабочены этой проблемой?
– Не только в правительстве, но и выше.
– Уважаемый Юрий Иванович, – Сергей перетянулся к нему через стол, – разрешите задать вопрос. Если правительство и выше озабочены зусловщиной, то почему бы им не принять самые радикальные и решительные меры?
Тот с миной снисходительности помолчал, произнес раздельно и внушительно:
– Государство… демократическое государство, коим мы являемся… не имеет права на карающие меры в отношении общественных образований.
– А если это антигосударственное образование?
– Все равно. По сути, любое образование можно легко подвести под понятие «антигосударственного». Но лучше всего, если государство будет с ними бороться не прямо, а косвенно.
– То есть чужими руками?
– Совершенно верно… Вот вы, к примеру, должны взять на себя обязанности по зусловскому движению.
– Должен? – удивился Сергей.
– Именно – должны. То есть исполните государственный долг. А государство вас не забудет.
Кузьмичев взял бутылку вина, разлил по фужерам.
– За откровенный разговор.
– А я бы сказал – за доверие, – поправил его Юрий Иванович.
Чокнулись, выпили.
– Ну и с чего я должен начать? – спросил Сергей.
