– Ко всему, что вы тут сейчас на меня наговорили, я не имею совершенно никакого отношения, – ответил ему Пинтюк.
– Так уж и никакого, – укоризненно покачал головой Сокольский. – По моей информации, где-то за три недели до разбойного нападения на Желябкина ты стал постоянным клиентом в его кафе и даже завел роман с местной официанткой по имени Галя.
– Ну понравилась мне девушка и что с того? Я не женат, гуляю с кем хочу и когда хочу.
– Если тебе так понравилась эта официантка, почему же сразу после убийства Желябкина она тебе вдруг резко разонравилась?
– С чего это вы взяли? Ничего она мне не разонравилась.
– Да? А вот твоя Галя, с которой мне удалось сегодня пообщаться, утверждает обратное: в тот день, когда ей стало известно об убийстве хозяина, она тебе первому позвонила поделиться трагической новостью, но ты, вместо того чтобы выразить свои соболезнования, вдруг стал орать на нее, чтобы она больше тебе никогда не звонила. Как прикажешь это понимать? После того как дело сделано, она не нужна тебе стала?
– А понимайте как хотите. Сегодня у меня одна, завтра другая. Мои отношения с женщинами – это мое личное дело.
– Это было твоим личным делом, пока оно не превратилось в уголовное. И в рамках этого уголовного дела твоя, уже бывшая, как я понял, подружка дала показания, что она рассказывала тебе и о владельце кафе, который частенько остается ночевать на работе, и о набитом деньгами сейфе в подсобке. И о том, что охранник Андрей Ивасюк раньше работал сапожником, она тоже, кстати, по ее собственному признанию, тебе проболталась.
– Я тоже подтверждаю, что Галка любила при мне своим коллегам косточки перемыть, в чем тут состав преступления?
– В патронах, которые убийца зарядил сапожными гвоздями, а о том, что охранник Желябкина раньше работал сапожником, ты узнал, как мы уже выяснили, от официантки Гали. Ну что, Коля, будешь продолжать от всего отпираться или все же облегчишь свою участь чистосердечным признанием?
– Не в чем мне признаваться, в сотый раз вам говорю! И вообще, свое задержание я расцениваю как давление на меня как на свидетеля.
– А ты на меня в прокуратуру нажалуйся, как на Василевскую ты свою поганую кляузу недавно накатал, будто бы она тебя, сопляка, соблазнить пыталась.
– И напишу! – истерично выкрикнул Николай. – Все прокурору напишу: как вы незаконно вломились ко мне в квартиру, как глумились над моими конституционными правами и угрожали мне физической расправой, как оказывали на меня психологическое воздействие, запугивали меня и оскорбляли с целью унизить мое человеческое достоинство! Я, к вашему сведению, раньше в областной прокуратуре работал, так что все это вам так просто с рук не сойдет! – мстительно пообещал он.
– Водилой ты в прокуратуре работал, но в общей камере, в которую ты из этого кабинета сейчас отправишься, я бы тебе не советовал козырять этим замечательным фактом твоей биографии.
– В какой еще камере?! – опешил Николай.
– В тюремной, разумеется. Твоего дружка Коновалова к нам этапируют через два-три дня, а пока его доставят, посидишь у нас в КПЗ, чтобы служебную машину за тобой лишний раз не гонять, – с усмешкой произнес Сокольский.
Услышав такое объяснение причины его задержания, Пинтюк аж задохнулся от возмущения, но жаловаться на начальника угро ему сейчас было некому.
* * *
Как Сокольский и рассчитывал, дважды судимый за грабеж и разбой Олег Коновалов признался в убийстве владельца кафе почти сразу. Перед тем как конвой завел Коновалова в кабинет старшего следователя Василевской, Сокольский устроил ему в коридоре городской прокуратуры небольшой спектакль – провел перед ним закованного в наручники Николая Пинтюка.
– Сдал, сука… – встретившись с ним нос к носу, прошипел ему в лицо Коновалов.
Сокольскому такой мимолетной очной ставки было достаточно, чтобы убедиться в том, что Коновалов и Пинтюк подельники, как он и предполагал. После этой импровизации расколоть рецидивиста Коновалова не представило особого труда. Достаточно было ему сказать, что Пинтюк уже дал явку с повинной и в своих показаниях валит все на него, как Коновалов тут же принялся топить Пинтюка. Василевской осталось только процессуально закрепить его показания, провести «выводку», на которой Коновалов под видеозапись на месте преступления показал, как совершил убийство и ограбление Желябкина.
Из показаний Коновалова выходило, что Николай Пинтюк являлся его соучастником, при этом он не отрицал, что был инициатором ограбления. Неоднократно судимый, он понимал, что сразу может оказаться под подозрением. Поэтому ему понадобился кто-то с положительной репутацией, остро нуждавшийся в деньгах. Николая Пинтюка он нашел по его газетному объявлению о продаже автомобиля «Лада» десятой модели. Чтобы познакомиться с ним, Коновалов сказал ему, что якобы хочет купить у него машину, но Николай оказался чересчур недоверчивым и навел о нем справки. Узнав от своего старшего брата, работавшего в уголовном розыске, что Коновалов ранее судим за грабеж и разбой, Николай не захотел с ним больше иметь никаких дел, но матерый рецидивист нашел к нему особый подход. Не сразу, но ему как-то удалось убедить будущего юриста, что, если объединить его богатый криминальный опыт и юридическую подготовку Николая, они смогут совершить идеальное ограбление, которое невозможно будет раскрыть. Выбрав себе жертву пожирнее, они приступили к тщательной подготовке этого идеального, как они считали, преступления. Чтобы получить информацию о хозяине кафе и его охране из первых рук, Николай Пинтюк завязал знакомство с официанткой, и та по простоте душевной выболтала ему все, что тому было нужно узнать. Идея подставить Андрея Ивасюка пришла в голову Николаю, когда он узнал от официантки, что этот охранник раньше был простым сапожником. Поскольку сразу планировалось применение огнестрельного оружия, Коновалов купил на рынке сапожные гвозди и зарядил ими имевшийся у него обрез охотничьего ружья.
Посчитав, что этого маловато, чтобы подставить Ивасюка, Николай, после того как Коновалов в упор расстрелял спавшего в подсобке хозяина кафе, не поленился на своей машине съездить в поселок, где проживал Ивасюк, и со смартфона Желябкина послал смс-запрос о состоянии его счета, после чего сразу уничтожил эту «симку». Драгоценный же смартфон, стоивший в три раза больше его автомобиля, Николай оставил себе, а поскольку он понимал, что продать такую приметную вещь так просто нельзя, а хранить у себя опасно, то не придумал ничего лучшего, как подарить его старшему брату Игорю. Чтобы тот ничего не заподозрил, он сказал ему, что это якобы китайская подделка. Зачем он так поступил, Николай на допросе так и не смог пояснить и, пока велось следствие, вообще все отрицал. Сам он не убивал, а во время разбоя лишь стоял на «шухере», поэтому надеялся получить условный срок, однако суд приговорил его к одиннадцати годам лишения свободы в исправительной колонии строгого режима. Когда он выслушал свой приговор, с ним прямо в зале суда случилась истерика. Он кричал судье: «Дурачок! Ты хоть понимаешь, сколько мне сидеть?! Я – юрист, я хочу стать следователем прокуратуры! У меня есть такая мечта! А ты мне всю жизнь ломаешь!»
