Однако в зазеркальных глубинах меня поджидал сюрприз. Миловидная девушка, только бледная немного. Но чистая! И совершенно невредимая! Широко распахнутыми глазами я уставилась на свои ладони… Только сейчас сообразила, что не чувствую боли.
Ран не было. Ни царапины.
Удивляться и пугаться уже надоело, так что я апатично пожала плечами, завернулась в большой банный халат и отправилась навстречу пасмурному дню, Лану и завтраку.
По пути заметила свой измазюканный в крови и земле и изорванный домашний костюм. Жалко… Он мне нравился вообще-то.
Лан просьбу мою выполнил, и обнаженный торс уже прикрывала светло-голубая рубашка с короткими рукавами.
— Прости, я не хотел тебя смущать, — повинился оборотень, ведя меня коридорами. — Просто мы относимся к наготе проще, чем люди.
— Проехали. — Я отмахнулась, а сама тихо порадовалась, что он был хотя бы в штанах. — Мы собирались поговорить. Можно, я начну первая?
Разноглазый покосился на меня и понимающе улыбнулся:
— Будешь жаловаться на бабку?
— Вчера вечером Ирма пыталась меня убить, — сказала прямо.
Лан уронил стул, и тот с грохотом покатился по полу. Да, мы уже дошли до кухни.
— Что?!
— Ты слышал. И если бы не появились Арнелла со Стеном, у нее бы это прекрасно получилось. Так что я в чем-то даже рада, что все так сложилось.
С третьей попытки стул удалось вернуть в нормальное положение, и блондин потрясенно уставился на меня. Он не верил. То есть в моих словах как раз не сомневался, но смысл не укладывался у него в голове.
— Джая, а ты точно не преувеличиваешь?
— Она когтями разорвала мне живот, — я добавила немного подробностей. — Тут при всем желании сложно преувеличить.
Ланхольт свистяще вздохнул и занялся завтраком. Судя по его действиям, планировался омлет с овощами. Только когда огромную кухню заполнили вкуснейшие запахи, я поняла, что зверски проголодалась.
Несколько минут тишину нарушал только дробный стук ножа. Взгляд вяло скользил по отделанной под старину кухне. Сложно было не оценить, насколько органично вписывается в нее современная техника. И выглядит все красиво, даже запущенный сад за окном.
— Надеюсь, ты не собираешься оставить все просто так? — вдруг спросил вожак бело-черных.
Я пожала плечами:
— Не хотелось бы. Но что я могу? Самое большее — нажаловаться родителям.
Впервые пришло осознание, насколько это мерзко — быть бессильной себя защитить.
— Позволь мне, — тихо попросил Ланхольт и, отвлекшись от готовки, посмотрел на меня. — Раз уж так вышло, что мой дар стал стабильным благодаря тебе, для стаи ты теперь не чужая. И с твоего позволения я могу защищать твои интересы. Так как?
Заманчиво.
— И я смогу спокойно ходить по улицам, не боясь, что из-за угла выскочит волчица и доведет начатое до конца?
— Именно.
О, сколько уверенности!
— Тогда я согласна. И мне плевать, что ты с ней сделаешь.
Уголки его губ дернулись в улыбке.
Когда на столе возникли тарелки с омлетом, бутерброды с творожным сыром и зеленью и большие кружки с кофе, а мы взялись за еду, Лан начал рассказ. О разном. С его стороны было очень благородно попытаться как-то упорядочить мои знания, ведь чем больше я разбиралась в происходящем, тем меньше оставалось страхов.
Итак, мы начали со стаи и постепенно продвигались в сторону случившегося вчера.
Как следовало из названия, в стаю Вимаров входили белые и черные волки. О равноправии здесь не говорили. Белые заметно превосходили по силе и имели дар. Лан с гордостью отметил, что практически всесильный, но я не поверила. Воспринимать магию всерьез не получалось.
Белые волки состояли в далеком родстве с единственной стаей серебристых. Отсюда магия и слабая восприимчивость к влиянию луны. Черные были слабее во всем. Они изначально вошли в стаю как некое более низкое сословие, но при Агорне Вимаре превратились почти в рабов. Даже тот факт, что у троих из них обнаружились магические способности, ничего не изменил.
— Почему Флор воспитывается не в замке? — полюбопытствовала я, доедая второй бутерброд.
И это после целой тарелки омлета! В жизни не была такой обжорой.
— Мальчишке позволили самому выбрать, с кем жить, — пояснил Лан.
Он тоже лопал так, будто перед этим дня три голодал, даже прогулялся в кладовку за копченым мясом.
— Он сделал правильный выбор, оставшись в семье того, кто спас ему жизнь. Неизвестно еще, в какого монстра мог превратить мой отец единственного уцелевшего серебристого волка.
Что ж, белый прав, жаль было бы потерять такой экземпляр.
— Так, как он поступил с тобой? — почти беззвучно шевельнула губами я.
Ланхольт замер.
В прошлый раз я не была готова услышать эту историю в подробностях, но сейчас — да. Вот только у Лана в эту минуту не было потребности излить душу.
Он ограничился сжатым рассказом:
— Агорн был чудовищем и сильным магом. Гремучая смесь. — Всегда приятный и теплый голос Лана звучал отстраненно, как у ведущего новостей, рассказывающего об очередных катаклизмах. — Он держал в страхе всю стаю, забил до смерти мою мать, издевался надо мной… Потом в замке появилась Мьярана. Ей только исполнилось семнадцать, и мой папаша привел ее как новую жену.
Звучало жутковато. Я нервно облизала пересохшие губы.
— И вы влюбились? — спросила, боясь дышать.
Ну а что, самый возраст для первой любви! И деспот с садистскими наклонностями должен был подтолкнуть парочку друг к другу. Общий враг, как известно, сближает. И общий страх тоже.
Однако реальность оказалась куда более прозаична и страшна.
— Нет, — Лан нахохлился, словно ему вдруг стало холодно, — то есть Ми была замечательной, и я вроде нравился ей, но…
— Но? — Я отложила пока надкушенный бутерброд и подалась вперед. Не столько из-за интереса, просто захотелось вдруг дотронуться до него, как-то поддержать. Но разноглазый отпрянул и с горечью произнес:
— Я повел себя как последняя скотина! Тогда я ненавидел отца и уже знал, что сбегу. А Ми… мне хотелось отомстить, хотелось, чтобы он проиграл хоть в чем-то!
Значит, гьета сказала правду: он соблазнил мачеху. Вот только несчастная была всего на какой-то год старше самого Лана и наверняка отчаянно нуждалась в простом человеческом тепле. Волчьем. Какая разница!
— А потом? — Я все-таки заставила себя спросить.
— Уехал. Где только не скитался за эти семь лет.
Белый пригладил растрепанные волосы и обреченно уставился в почти опустевшую кружку.
