Я немного помедлил перед тем, как пожать его руку.
– Значит, это и есть Транстейнен, – сказал я. – Это руины храма?
– Транстейнен? – Корнелиус отрицательно покачал головой. – Его сюда бросил Бейве Вуолаб
[6]
.
– Вот как? Кто это?
– Очень сильный саам. Может быть, полубог. Нет, четверть! Четвертьбог.
– Хм. А зачем четвертьбогам бросать сюда камни?
– А зачем вообще бросают тяжелые камни? Конечно, чтобы проявить себя! – Он рассмеялся. – Почему ты не пришел раньше, Ульф? Праздник скоро закончится.
– Я не туда пошел, я подумал, что свадьба будет в церкви.
– У суеверных? – Он вынул из кармана фляжку. – Маттис венчает пары лучше любого малокровного лютеранина!
– Неужели? И во имя каких богов он это делает?
Сощурившись, я посмотрел в сторону костра и длинного стола. Девушка в зеленом платье перестала танцевать и с любопытством поглядывала на меня. Даже с такого расстояния я видел, какое у нее стройное тело.
– Богов? Никаких богов, он венчает их во имя норвежского государства.
– У него есть для этого полномочия?
– Да-да. Он один из троих человек в деревне, у кого есть полномочия. – Корнелиус поднял вверх ладонь с согнутыми пальцами и начал их разгибать по одному. – Священник, судебный уполномоченный и капитан корабля.
– Ух ты. Значит, Маттис еще и капитан корабля?
– Маттис? – Корнелиус рассмеялся и сделал глоток из фляжки. – Он что, похож на прибрежного саама? Ты не видел, как он ходит? Нет, капитан – это Элиассен-старший, и он может женить людей на своих лодках, а туда никогда не ступала нога ни одной женщины. Да-да.
– Почему ты спрашиваешь, видел ли я, как ходит Маттис?
– Только у саамов-кочевников бывают такие кривые ноги, а у прибрежных саамов – нет.
– Вот как?
– Все дело в рыбе. – Он протянул мне фляжку. – Рыбу на равнинах вдали от моря не едят. И йода не получают. Вот ноги и становятся мягкими. – Он развел колени, чтобы продемонстрировать, что получается.
– А ты…
– А я ненастоящий саам. Мой отец из Бергена, только никому не рассказывай. Особенно моей маме.
Он загоготал, и мне ничего не оставалось, кроме как рассмеяться вместе с ним. Напиток на вкус был еще хуже, чем тот, что я получил от Маттиса.
– Так кто же тогда Маттис? Священник?
– Почти, – кивнул Корнелиус. – Он уехал в Осло, чтобы изучать теологию. А потом перестал верить и тогда перешел на юридический. Три года проработал судебным уполномоченным в Тромсё. Да-да.
– Только не обижайся, Корнелиус, но если я не ошибаюсь, то наверняка восемьдесят процентов того, что ты мне сейчас наболтал, – ложь и выдумки.
Он сделал удивленное лицо:
– Нет, черт побери. Сначала Маттис утратил веру в Бога. Потом утратил веру в правовое государство. И сейчас он думает только о проценте алкоголя, по его словам.
Корнелиус громко рассмеялся и с такой силой хлопнул меня по спине, что проглоченный напиток чуть не выскочил наружу. И я бы, честно говоря, не возражал.
– Что это за дьявольское зелье? – спросил я, возвращая ему фляжку.
– Райкас, забродившее оленье молоко. – Он горестно покачал головой. – Но нынешней молодежи подавай только прохладительные напитки и колу. Снегоходы и булочки с сосисками. Спиртное, волокуши и оленина – скоро ничего этого не будет, и мы дойдем до ручки. Да-да.
Он сделал глоток из фляжки, чтобы утешиться, а потом закрыл ее пробкой.
– Привет-привет, вот и Анита.
Я увидел девушку в зеленом платье, которая как бы ненароком игриво направилась в нашу сторону, и машинально расправил плечи.
– Так-так, Ульф, – тихо сказал Корнелиус. – Разреши ей погадать тебе, но не больше.
– Погадать?
– Она ясновидящая. Настоящий шаман. Но ты не хочешь того, чего хочет она.
– И это?..
– Ты и отсюда прекрасно видишь.
– Хм. А почему бы и нет? Она замужем? Помолвлена?
– Нет, но ты не хочешь того, что у нее есть.
– Вот как?
– Того, что есть, и того, что она разносит.
Я медленно кивал.
Он положил руку мне на плечо:
– Но наслаждайся, Корнелиус болтать не будет.
Он повернулся к девушке:
– Привет, Анита!
– Пока, Корнелиус.
Он рассмеялся и ушел. Девушка остановилась передо мной и улыбнулась, не разжимая губ. После танцев она была вспотевшей и запыхавшейся. На лбу у нее проступали два ярких красных прыща, зрачки были величиной с булавочную головку, а дикость во взгляде говорила собственным ясным языком. Наркотик, возможно спид.
– Привет, – сказал я.
Она не ответила, только окинула меня взглядом с головы до ног.
Я переступил с ноги на ногу.
– Хочешь меня? – спросила она.
Я покачал головой.
– Почему нет?
Я пожал плечами.
– Ты кажешься здоровым мужчиной. Что не так?
– Насколько я понимаю, ты умеешь, э-э, читать людей.
Она засмеялась:
– Тебе Корнелиус сказал? Ну да, Анита умеет читать, да. И она прочитала, что пару секунд назад желание у тебя было. Что случилось? Ты испугался?
– Дело не в тебе, а во мне, у меня подозрение на сифилис.
Когда она рассмеялась, я понял, почему она улыбалась, не разжимая губ.
– У меня есть резинка.
– На самом деле у меня больше чем подозрение. У меня член отвалился.
Она подошла на шаг ближе и сунула ладонь мне между ног.
– На ощупь не скажешь. Пошли, я живу за церковью.
Я отрицательно покачал головой и схватил ее за запястье.
– Чертовы южане, – фыркнула она и вырвала руку из моей. – Что такого в том, чтобы немного потрахаться? Мы скоро умрем, разве вы этого не знаете?
– Да, до меня доходили слухи, – сказал я, оглядываясь в поиске предлога для отступления.
– Ты мне не веришь, – произнесла она. – Посмотри на меня. Посмотри на меня, я сказала!
Я посмотрел на нее.
Она улыбнулась:
– О да, Анита все увидела правильно. У тебя в глазах смерть. Не отворачивайся! Анита видит, что ты застрелишь зеркальное отражение. Да, застрелишь зеркальное отражение.
В моей голове раздался тихий предупредительный звоночек.
