Так вот. На Колонии люди неизменно начинали меняться в ту или иную сторону. Большинство же предпочитало просто жить, коль скоро для этого есть возможность. Они начинали вспоминать хорошо забытые обычаи и традиции, проверенные веками и выстраданные их предками. По новой учились воспринимать чужую боль, проецируя ее на себя. Не все, конечно. Но даже те, кто ставил себя выше других, вынуждены были придерживаться общих правил приличий. Разумеется, если хотели и дальше оставаться в числе жителей поселка.
Тут ведь никто и никого силком не держит. Более того, имелась даже такая мера наказания, как изгнание. За серьезную провинность можно было попасть под выселение. В этом случае администрация поселка чин чином выкупала недвижимость, если таковая имелась в собственности, после чего нерадивым давали пинка под зад. А тогда уж поди пристройся где в другом месте. Народу тут немного, слава разлетается быстро…
Рогов наклонил стопку, уронив несколько прозрачных капель местного самогона на корку хлеба. Оно бы за упокой души… Ну да Витя простит. Нельзя ему. Сорвется, как камень под кручу, и иди лови. Уж он-то себя знает.
– Что, Семеныч, глаз видит, да зуб неймет? – опрокинув стопку, весело оскалился сидящий напротив мужчина лет тридцати.
– Андрюша, ты бузиной-то закуси. – Рогов протянул руку и подвинул к мужчине мисочку с красной ягодой, из которой торчала ложка.
Колониальная бузина очень даже съедобна. Мало того, по полезным свойствам с ней не сравнится ни одна земная ягода или фрукт. Это просто кладезь витаминов, а кроме того, ее можно без труда сохранять в свежем виде в течение года, подобно той же клюкве. Достаточно иметь прохладное место, тот же подпол, и деревянную бадью, наполненную водой.
– Да мне оно как бы без надобности, – довольно нагло улыбнулся мужчина.
– Я говорю, закуси, не то я тебе сейчас зубы в глотку вобью. Мне ведь до лампочки, что кулаками тебя уму-разуму учить, что к барьеру выйти. Закусывай, Андрюша, закусывай.
Даша, расположившаяся рядом с Роговым, невольно потупила взор, отправив в рот ложку щей. С одной стороны, оно вроде бы ее и не касалось, но с другой – было как-то неловко находиться поблизости от назревающего конфликта.
Она все же исподлобья мельком взглянула на мужчину и заметила, как тот нервно сглотнул. Да и остальные словно отшатнулись. После чего любопытство заставило ее посмотреть на дядю Ваню. Вроде и украдкой глянула, мельком, но сразу стало не по себе – уж больно в этот момент он был страшен.
Мужчина протянул руку и отправил в рот полную ложку ягод, отчего его лицо тут же перекосила невольная гримаса. При всей своей полезности бузина на вкус просто невероятно кислая, куда там самому ядреному лайму.
– Ну вот и ладно. А то рожа у тебя больно довольная, – пожав плечами, как будто ничего и не случилось, пояснил свои действия Семеныч.
Нет, Рогов вовсе не был противником того, что за поминальным столом нередко случаются и веселые разговоры, даже несмотря на то что Виктор ему был дорог, а с его отцом они были друзьями с большой буквы, – люди есть люди, Иван не обращал внимания на такие вещи. Вот и на сей раз кто-то о чем-то спорил, доказывая свою правоту, кто-то вспоминал веселую историю. Парочку раз помянули и курьезы, связанные с покойным Виктором. Но Андрей был доволен по совсем другой причине, и Семеныч знал это точно.
В поселках со спиртным дело обстоит строго. С одной стороны, вроде как и пить никому не запрещают, но с другой – здешнее начальство неуклонно за этим следит. Оно Рыбачий-то номинально как бы независим от Андреевской администрации. Определили людей на жительство, помогли на первое время, предоставили возможность зарабатывать, а дальше живите как хотите.
Вот они и попытались было зажить, как им хочется. Во время путины заготовить икорку и сдать ее в Андреевский. Денежка есть, причем немалая, до следующей путины можно сидеть пузо чесать, в потолок плевать да самогон попивать, закусывая икоркой же. Красота.
А то, что в Андреевском головой качают, – плевать, не указ они Рыбачьему. Народ даже взъярился, когда глава поселка вместе со своей женой начали было теребить людей: мол, нужно благоустройством заняться, безопасностью озаботиться, улучшать медицинское обслуживание… Словом, вопросов много, решать их нужно всем миром, вот только люди в ответ на подобные притязания тут же вызверились, не желая за свои кровные содержать каких-то там дармоедов. Хватит, тут вам не там! Жена главы – медик, вот и ратует! Ну и решили: ты глава – бог с тобой, им и оставайся, но к тебе же никто не лезет, вот и ты не задевай, иди своей дорогой, и пусть из Андреевского тебе деньги выделяют, а там нанимай работников, которые все сделают, что пожелаешь.
Не все, разумеется, предавались благостному безделью. Кто-то занимался благоустройством своего жительства. Но только его заботы не распространялись дальше собственного подворья.
Обитатели Рыбачьего ждали путины, чтобы за пару месяцев заработать на безбедное житье в течение года. До следующей путины. Жили где-то даже дружно, разделившись по интересам. Но при всем при этом пьяные на улице вовсе не были редкостью. Даже на пост по охране поселка частенько заступали, с трудом держась на ногах, из-за чего порой бывали и несчастные случаи.
Но настала путина. Рванули катера по Дону. Пошла рыба на разделочные столы. Потекло черное золото в бочки. Потянулись машины в Андреевский и… вернулись обратно! Не понравились Андреевской администрации порядки в Рыбачьем, а потому принимать у них товар они не пожелали. О чем-то таком еще по зиме вещал глава поселка Злобин Валентин, да кто же его слушал. Ага, как же, откажутся в Андреевском от икры! Да это же сотни миллионов. Они что, дурнее паровоза?
Оказались не дурнее. Выше по течению Дона, примерно в паре сотен километров, появился еще один поселок, Астраханский. Вот тамошние рыбаки и занялись добычей икры. Народ в Рыбачьем пыжился, пыжился, да потянулся к оружию. Полезли разбираться с этими астраханскими штрейкбрехерами. Угу, разогнались… Едва не нарвались на взвод солдат.
В общем, после года благоденствия наступил тяжкий год. Нет, с голоду не помирали. Да у них той же икры и осетрины, хоть… понятно, в общем. И с мясом вопрос вполне решаем, дичи в степи предостаточно, но… Не икрой единой сыт человек. Купить потребное, конечно, можно, не вопрос, да только за какие шиши. По бартеру не получается, пытались продавать в розницу в Андреевском – бесполезно. Астраханский вполне справлялся с поставками, а мог и еще больше.
Вот тут-то и вспомнили о главе. Сами устроили сход и его пригласили. Обвиняли во всех бедах. Чуть не сутки глотки драли. Но в итоге все же пришли к выводу, что что-то нужно менять. Причем не со следующей путиной, а прямо сейчас, чтобы показать Андреевскому, что у них теперь все по-другому. Вот тогда-то Валентин и начал закручивать гайки. Жители же, наученные горьким опытом, скрипели зубами, но терпели.
Так что с тех пор в поселке особо не попьянствуешь. Разок подловят с перегаром, второй… и привет. Попрут из артели. Причем без вариантов. Сами попрут, глава или урядник даже не подумают вмешиваться в это дело. Ну, почти. Просто придет время путины, и вдруг окажется, что консервный завод, принадлежащий администрации, отказывается принимать улов у какой-нибудь из рыбачьих артелей.
