Когда они узнали, что ларвезийские власти объявили в розыск их благодетеля – причем много лет уже ищут, – и то и другое не сильно их удивило.
Песчанница сидела в углу на грязной циновке, подобрав под себя ноги, изящная и неподвижная. Словно мраморная статуя, закутанная в тряпье. На нее надели поношенное платье, роскошные мерцающие волосы заплели и спрятали под платком. Также платок скрывал испещренный рунами ошейник из позеленелой бронзы – по словам Чавдо, старинная работа, сейчас таких не делают. Без этого ошейника пленница давно бы уже утекла, как песок сквозь пальцы.
– На, поешь, Мавгис. – Вабито поставил перед ней кружку с овечьей кровью. – Ничего плохого тебе не сделают. Будешь танцевать для флидского феодала и жить во дворце.
Он успокаивал ее не из жалости: надо, чтобы она не зачахла в неволе раньше времени – ведь тогда за нее ничего не выручишь.
– Сам пей холодную кровь, – голос у нее был негромкий и хрипловатый, совсем не чарующий. – Не нужен Мавгис людской дворец. Великие пески лучше. Мавгис не почитает вашу царицу Лорму, глупую злую вурвану. Мавгис прекрасней, чем Лорма, за что мне ее чтить? Лорма плохо танцует, за что ее чтить?
Она говорила о себе то в первом лице, то в третьем. Изловили ее с помощью самой Лормы для старого флидского вельможи, который надеялся, что танец песчанницы вернет ему мужскую силу. Для этого годилась не всякая песчанница, но Мавгис слыла одной из тех, чьи танцы полны неодолимой колдовской силой.
Каждый из троих ощутил это на себе: словно там, где все давно засохло и умерло, что-то слабо шевельнулось… Это пугало, это загоняло в замешательство, и хотелось поскорее сбыть ее с рук. Пусть она для них не танцевала, но в каждом ее скользящем шаге, в каждом плавном жесте сквозило волшебство, которое сладко кружило голову, манило за собой туда, где возможно все, чего ты хочешь, и нет никаких запретов… То-то Чавдо Мулмонг с утра пораньше сбежал в непотребное заведение, поручив им сторожить «товар». Что же тогда будет, если она станцует?..
Посланцы заказчика прибыли в городок несколько дней спустя. Чавдо им на глаза не показывался. Флида – колония Ларвезы, а Светлейшая Ложа за живого или мертвого Мулмонга готова заплатить не меньше, чем дряхлеющий сурийский феодал за Мавгис.
Покончив с этой сделкой, трое учеников Унбарха вместе со своим провожатым отправились к морю. Им предстояло добраться до Сиянских островов, чтобы найти там золотой обруч из Наследия Заввы.
Путешествовал ли он поездом когда-нибудь раньше? Его память по-прежнему была скрыта за стеной тумана, под толстым слоем снега, но все же возникло представление, что до сих пор он ездил только в тех поездах, которые мчатся по туннелям под землей. В Сонхи таких нет. Похоже, это его первая поездка по наземной железной дороге.
Зима уплывала назад. Белые, как молоко, поля, голые рощи, заснеженные провинциальные городки с дымками над черепичными крышами сменила горная местность – пестрая, словно здесь перемешали перец с солью, корицу, песок, молотый кофе и толченый графит. Поселения с угловатыми домами, издали похожими на пеналы, гроздями лепились на каменных кручах. Железная дорога тянулась то по склонам, то по колоссальным мостам с уходящими в туман мощными опорами – при строительстве наверняка была использована магия.
Не успел он привыкнуть к этой ошеломляющей горной стране, которая глядит на тебя со всех сторон сразу, как ее сменила ковыльно-полынная степь. Небо, прежде заслоненное и вытесненное, развернулось от горизонта до горизонта. Порой за окнами проплывали деревни, окруженные огородами и фруктовыми садами, или старые кирпичные замки. Однажды вдали показался недобро сияющий треугольник – бывший Накопитель. На плитах облицовки сверкали отлитые из заклятого золота иероглифы. Даже на расстоянии Хантре ощутил ту гнетущую госпитально-тюремную атмосферу, которая до сих пор окутывала эту недобрую пирамиду: словно запах разложения, оставшийся после того, как труп уже унесли, или бледные следы на месте соскобленной грязи.
Если не считать встречи с Накопителем, смотреть на ландшафты за окном ему нравилось. Когда надоедало, он брался за книгу. Поезд лучше, чем Хиала. Правда, времени на дорогу уходит в разы больше, но ведь он же хотел отправиться в путешествие по Сонхи?
Его преследовал обрывок воспоминания, всплывшего, когда он нес в мешке раненого Шныря. Обязательно нужно дожить. Говорить такие слова тому, для кого есть риск не дожить, – довольно-таки жестоко… Кроме двух случаев: если собеседник сам завел об этом речь, именно с такой формулировкой, или если собеседник – видящий и знает, что шансов немного.
«Второй вариант. Она видящая, как я. У нее тоже была отрава в крови. Мой организм с самого начала приспособился пережигать яд в дополнительную энергию, и потом меня все-таки вылечили, а ее – не смогли, пока Тейзург не принес лекарство. Она знала, что может скоро уйти, бывали периоды, когда мы отвоевывали у смерти каждый месяц…»
Кем она была для него в том мире до Сонхи?
Однажды мелькнуло: «Если бы она пришла сюда и назвала меня по имени… Или нет, не по имени, а так, как она всегда меня называла… Тогда бы я вспомнил все остальное».
Эдмар впервые появился, когда поезд сделал остановку в местечке под названием Алуда. Хантре смотрел с перрона на полынное море, простиравшееся до горизонта под голубым небом с огромными кучевыми облаками, – и внезапно почувствовал, что он здесь, рядом.
– Привет! – произнес, не оборачиваясь.
– Привет, – рассмеялся, шагнув в поле зрения, Тейзург. – Это тебе.
Он держал два переливающихся на солнце хрустальных бокала: что-то алкогольное, льдисто-изумрудное, с кружками лимона и листьями мяты. После возвращения из замка Поводыря он никому не показывался на глаза, пока восстанавливал зубы и ногти, но сейчас насмешливая улыбка и зеркально-черный маникюр ненавязчиво привлекали внимание к тому факту, что проблема решена. Волосы за это время тоже отросли – фиолетовые, черные, синие и зеленые пряди, все четыре цвета ляранского флага, который развевался над его резиденцией в Аленде.
– Как звали ту девушку в другом мире, для которой ты принес из Сонхи лекарство?
Этот вопрос надо было задать именно так: внезапно и как бы между прочим, взяв у Эдмара один из тяжелых холодных бокалов.
Эхо какой-то неопределенной сложной эмоции, всего на секунду.
– Которую именно? Что ты вспомнил?
– Как ее звали?
– Ту, у которой была неистребимая аллергия, – Ксана. Вылечить ее полностью не удалось, но лекарство ослабило симптомы. И еще была Тамико, отравившаяся соком неизвестного растения, для нее сонхийское снадобье оказалось чрезвычайно эффективным. Может, кто-то еще?.. – Он сощурился против солнца, потом с улыбкой взглянул на Хантре. – Надо сказать, с теми женщинами, с которыми я был близок, у меня почти всегда складывались в дальнейшем хорошие отношения, так отчего бы не оказать услугу? Случались, конечно, печальные исключения – одна чертовка, в которую я влюбился всерьез, засадила меня в тюрьму. По складу характера – истинная богиня, и вела себя соответствующим образом…
