Итак, мы привели 8 положений, создающихся сами собой у каждого читателя с дисциплированным образом мышления, 8 положений, совершенно обойденных Стендер-Петерсеном молчанием и мы можем сделать единственный возможный вывод: гипотеза Стендер-Петерсена является совершенно неприемлемой, как противоречащая не только истории, но и логике вещей. Это безответственная фантазия, с настоящей наукой не имеющая ничего общего.
II. Второй этап: «Как только племя шведской Руси прочно осело на речных системах Свири — Онеги — Белоозера — Шексны и Волхова — Меты — Мологи, оно быстро попало в сети балтийско-волжско-каспийской торговли».
Вряд ли стоит добавлять, что для такого вывода у Стендер-Петерсена нет никаких реальных оснований, кроме собственной буйной фантазии.
«Под влиянием болгарско-хазарских форм общественно-государственной жизни племя шведской Руси, — говорит Стендер-Петерсен, — очень рано стало дифференцироваться в социальном отношении» (интересно знать, какие факты это подтверждают?).
«Всё возрастающее количество членов этого племени становилось активным участником торговых отношений, и по примеру организаций болгарских и хозарских среди племени шведской Руси стала создаваться особая торговая организация — товарищество — или вернее две таких организации, построенные на принципах взаимной поруки и взаимопомощи, может быть даже взаимного страхования против рисков и потерь». (Трудно поверить, чтобы человек мог, не опираясь совершенно на исторические факты, говорить не смущаясь подобные вещи.)
«Высказывая такое положение, — говорит Стендер-Петерсен, — мы не строим голословную гипотезу (Ага! Значит, некоторые остатки научной совести у Стендер-Петерсена всё же есть!), а основываемся на известных этимологических фактах, которые пора бы считать незыблемыми».
Здесь мы должны остановиться, ибо подобное этимологическое (!!!) доказательство существования у хазар-болгар торговых товариществ без некоторого нервного шока воспринято читателем быть не может, — от неожиданности такого «доказательства» и ноги протянуть можно.
По Стендер-Петерсену, было два торговых товарищества: 1) колбяги
[162]
и 2) варяги. Таким образом, по Стендер-Петерсену, шведское племя Русь из земледельцев превратилось в торговцев. Этот 2-й этап он приурочивает к IХ и Х векам.
Начнем с деталей: Стендер-Петерсен говорит, что пора бы считать незыблемым фактом его объяснение слов «колбяг» и «варяг». На это можно только возразить, что: 1) оба слова до сих пор никем удовлетворительно не объяснены: неизвестно, какого они языка, что они значат, с какого времени появились и т. д., 2) сколько бы Стендер-Петерсен ни восклицал: «пора!», а его объяснение — только его личное мнение и общепринятым и убеждающим признано быть не может.
Его толкования — лжетолкования, и это видно на каждом шагу. Согласно Стендер-Петерсену, например, в «Русской Правде» и варяги и колбяги являются в привилегированном положении, и основывается на том, что в суде им можно было обойтись двумя свидетелями, тогда как руссы нуждались в семи.
Вывод о привилегии ложен — законодатель только выравнивает шансы тяжущихся и оказывает должную справедливость иностранцам. Ясно, что нельзя потребовать от иностранца, временного, случайного посетителя, большего количества свидетелей, — это значило бы требовать невозможного. Как мог иностранец выставить 7 свидетелей, если иностранцев вообще было меньше семи? Законодатель выравнивал шансы человека, которого почти никто не знал, в споре с человеком, которого знал всякий прохожий. Таких вещей Стендер-Петерсен просто не понимает.
Совершенно ясно, далее, что никакие этимологические объяснения не могут иметь ни малейшего значения в объяснении материально-общественных процессов, нужны исторически твердо установленные факты, а не голословные утверждения о том, как совершалась торговля у хазар и болгар.
Напомним, далее, Стендер-Петерсену, что в византийских документах термины «русь», «варяг», «колбяг» «сарацин», «франк», «нимец» и т. д. имели совершенно определенный характер, по этим документам монастыри освобождались от постоев солдат разных национальностей, а вовсе не от разных групп общественного положения. Что «варяг» означало в Византии торговца — чистейшая выдумка Стендер-Петерсена.
Перейдем теперь от деталей к сути. Итак, шведы-земледельцы под влияннием хазар и волжских болгар стали бродягами-торговцами и стали называться «варягами» и «колбягами». Ни один земледельческий народ в мире не сделается торговым, даже переселившись на новые места. Новые условия могут создать только торговую прослойку, но костяк народа останется земледельческим, ибо распространялся он именно в те условия, которые были пригодны для его основной деятельности — земледелия. На камни, песок и болота он распространяться не будет, а коль скоро он сел на новую пригодную для земледелия землю, то на ней он и будет сидеть.
Каждый земледельческий народ является в известной степени и торговым, ибо он торгует излишками своего хозяйства. Торговля же sui generis
[163]
является тогда, когда продают чужой продукт. Для этого нужны особые условия, особые навыки и особые способности. Откуда же всё это могли заимствовать руссы-шведы? Стендер-Петерсен говорит: у волжских болгар и хазар.
Посмотрите на карту, и вы увидите от Чудского и Белоозера до Камы и устьев Дона и Волги огромные пространства, совершенно отделяющие шведов-Русь от болгар и хазар. Они могли сообщаться только через посредство весьма небольшого числа лиц — купцов, но это никак уж не могло иметь решительного влияния па переустройство внутренней хозяйственной жизни народа. Для этого не было никаких материальных предпосылок.
У хазар было огромное поле: дороги и рынки. Волга, Дон, Азовское, Черное, Каспийское море — всё это слагалось в один водный узел, впитывающий обменные товары Греции, Крыма, Поволжья, Днепра, Востока. Всё это были древние, богатые, культурные страны, было кому производить, и было кому потреблять.
В худшем положении оказывались камские болгары: они торговали продуктами, доставляемыми странами бассейна Волги и транзита север — юг, т. е. Северная Европа — страны ислама. Их срединное положение позволяло им, однако, быть, так сказать, перевалочным пунктом севера и юга. Не они торговали, сами куда-то ездя, — они были центром, где север обменивался товарами с югом.
Скандинав не мог из-за огромного расстояния идти в устье Волги, а персидский купец — на Готланд. Огромность расстояния, сухопутные волоки, малоподъемность речных судов и т. д. съедали всю прибыль, ее физически не могло быть. Наличие болгар на полупути облегчало значительно это положение. Болгары жили не столько торговлей своих продуктов, сколько перекупкой, маклерством, переделкой сырья в предметы торговли и т. д.
