Дойдя до деревьев, где тень была гуще, он понял лишь по светлому пятну одежды, что там кто-то стоит. Ратлидж не знал, что делать. Ему не хотелось пугать Саймона, а если там не Саймон, а кто-то другой, не хотелось выдавать свое присутствие.
Он медленно, тихо пошел дальше, этому он научился на фронте, но из темноты послышался голос, не принадлежавший ни Саймону, ни Шоу.
— Я надеялась, что вы придете, — сказала Аврора. — Я не могла говорить в доме, пока там Элизабет. Я не могу так подводить Саймона. И больше ему не придется за меня краснеть!
Теперь он отчетливо видел ее светлый жакет, который она накинула на темное платье, словно полупрозрачную накидку. Ее лицо казалось белым овалом с темными отверстиями на месте глаз. Подойдя ближе, он различил брови, губы, линию волос, скулы. Он почувствовал ее аромат, слабый и теплый, как ее дыхание.
— Вы знаете, где сейчас ваш муж?
— В музее. Меня он прогнал. Он очень тяжело воспринял слова Хильдебранда. Он думает, что завтра меня арестуют.
— Да. Я знаю. Но больше Хильдебранд никому ничего не говорил.
— Все уже и так все знают. Об этом позаботился констебль Трут. Я послала Эдит к миссис Дарли. Не хочу, чтобы она стала свидетельницей скандала.
Он уже собирался сообщить, что Саймон снова пропал, но, прежде чем он открыл рот, она подошла ближе, протянула руки вперед. Ему показалось, что она собирается прикоснуться к нему или положить ладони ему на плечи. Вместо ее рук его плаща коснулось что-то тяжелое и неровное. Он инстинктивно схватил то, что она протягивала, и пальцы коснулись гладкой соломы. Смутившись, он провел по ней рукой, и его прошиб холодный пот. Он понял, что у него в руках.
Шляпа. Женская соломенная шляпка. Теперь он видел ее отчетливее, и форму, и материал, и залихватски загнутые поля. И ленты, которые обмотались вокруг его пальцев, когда он повертел шляпку туда-сюда.
— Вот доказательство того, что Маргарет убила я. Вот шляпка, которая была на ней, когда она уезжала из Чарлбери. Я сохранила ее на всякий случай. Остальные ее пожитки я сожгла на ферме вместе с перьями от ощипанной курицы, которую мы ели на ужин. Эдит подтвердит, что шляпка та самая, что была на Маргарет в день отъезда. Не сомневаюсь, то же самое скажет и горничная Маргарет.
Какое-то время она молчала; молчал и Ратлидж, он понял, что не доверяет своему голосу и не может ни о чем ее спрашивать.
— Можете меня арестовать, как обещали. Только отвезите меня в Лондон. Не хочу, чтобы муж страдал, а он будет очень страдать, если завтра меня увезет отсюда Хильдебранд.
— Я не уверен, что это шляпка Маргарет… — начал Ратлидж и полез в карман за зажигалкой, которую он подобрал на войне. Одним плавным движением он откинул крышку и чиркнул по кремню. Между ними вспыхнул оранжевый язычок пламени. Он увидел ее глаза, огромные от удивления. Зрачки расширились и тут же сузились.
Он оторвал взгляд от ее лица и внимательно посмотрел на шляпку. Точно такая, как ее описывала Эдит. Если она и не принадлежала Маргарет Тарлтон, то очень на нее похожа. Ратлидж почувствовал, как к горлу подступил ком.
— Здесь, под деревьями, у меня чемоданчик. Я готова ехать, — решительно продолжала Аврора. Но ее глаза казались ему колодцами нерешительности.
Он закрыл зажигалку и убрал в карман. Хэмиш пытался его оглушить.
— Аврора… — сказал Ратлидж, перекрикивая голос в голове.
— Нет! Ничего больше не говорите. Мы должны уехать до того, как Элизабет или Саймон пойдут меня искать. Прошу вас! Мы ведь договорились, и не уверяйте, что не помните! Именно вы!
— Аврора… За что вы убили Маргарет Тарлтон?
— Расскажу по дороге в Лондон. Прошу вас, едем!
— Не могу. Я вам не верю. В чем бы вы ни признались, это не убийство. — Он повертел шляпку в руках, стараясь не обращать внимания на Хэмиша. Из последних сил он старался говорить сдержанно и отстраненно, как полицейский, который исполняет свой долг.
Но не для того, чтобы защитить невиновных, только чтобы найти виновного…
— Вы обещали! — повторила она хриплым от боли голосом.
— Послушайте! — сказал он. — Я хочу знать, где вы нашли шляпку и почему решили, что Маргарет убил Саймон.
Она ахнула и на этот раз действительно положила руки ему на плечи.
— Маргарет убила я. Я била, била и била… пока у меня не заныло плечо и я больше не могла удержать камень в руках. Я поехала обратно на ферму и замыла кровь, а окровавленную блузку оставила в комнате наверху, вместе с ее вещами — я знала, что Джимсон ни за что не вой дет ко мне! Там безопасно, туда никто не ходит!
Она говорила быстро, уверенно. Ратлидж чувствовал ее отчаяние, желание убедить его.
Отгораживаясь от Хэмиша и открываясь навстречу ее боли, Ратлидж сказал:
— Хорошо. Я вам верю. Но скажите, почему вам пришлось убить Бетти Купер? Что такого вам сделала бедная девушка? Зачем ее нужно было избить до полусмерти, а потом убить?
Аврора дернулась, и рука, лежащая у него на плече, показала ему, как будто он видел ее при свете дня, какие чувства она испытывала.
— Ах да. Так и думала, что рано или поздно до этого дойдет. Бетти была очень хорошенькая, — сказала она. — Но причина была в другом. Саймон посылал ее в Лондон, к Элизабет. Я подумала… я подумала, что Элизабет использует ее для того, чтобы вбить между нами клин. Так потом и вышло — с Маргарет. У нее появился повод приезжать к Саймону. «Кстати, насчет Бетти… хотелось бы знать, сколько ей платить… я хочу рассказать тебе о ее поведении… поговорить о ее будущем». Предлог ничтожный… и все-таки предлог!
Ратлидж молчал. Аврора продолжала тихим, дрожащим голосом:
— Я не та, за кого вы меня принимаете, Иен Ратлидж. Не нужно наделять меня добродетелями, которых у меня нет. Я француженка, я по-другому мыслю, я по-другому чувствую. Я убийца, и я обманывала вас с самого начала.
Он не видел ее лица, не мог следить за ее глазами, а руку она убрала. Но он совершенно не сомневался, что сейчас должен принять ее признание.
У него не оставалось иного выхода. Он обязан был арестовать ее за два убийства и позволить суду решать за него, виновна она или нет. Шляпа в его руках служила веской уликой, а если чемодан сожгли, уже не важно. Признание, улики…
— Что вы сделали с орудием убийства?
— Это был гладкий камень из машины. Я держу его сзади и подкладываю под колеса на подъеме. Один раз… еще во Франции… у меня на глазах грузовик скатился с горы на телегу, в которой ехали беженцы. Многие погибли. Я вожу с собой камень, чтобы такое не повторилось. Он до сих пор у меня в машине. Если поищете, вы найдете его под задним сиденьем. По-моему, на нем до сих пор сохранилась кровь Маргарет Тарлтон.
Он слушал, улавливал правдивые нотки и чувствовал скрытое за ними горе. Она дышала тяжело, прерывисто.
