Он передал стакан Элизабет; та стала медленно пить. Кровоподтеки на ее шее сделались заметнее. Они выглядели вполне настоящими. Такие невозможно устроить самому себе.
Вернув ему стакан, Элизабет поблагодарила его и закашлялась, как будто у нее болело горло.
— Я еще никогда в жизни так не пугалась! — призналась она. — Мне показалось… пусть ненадолго, и все-таки… что я сейчас умру.
— На вас напал мужчина? — спросил Ратлидж.
— Да. Высокий, сильный. Это было ужасно! — Отвращение у нее на лице тоже было неподдельным. — Мне показалось, что я умру! — повторила она, не в силах замолчать. — Это был Шоу, наверняка он! Он безумен, его надо лечить! Сегодня я не вернусь в «Герб Уайета», у меня нет сил!
— Я поищу его, — обещал Ратлидж и, повернувшись к Авроре, попросил: — Пожалуйста, заприте дверь, когда я уйду. Вы будете в безопасности.
— Вы вернетесь? — спросила она.
— Да. — Он понимал, что она имеет в виду. Вернется ли он, чтобы арестовать ее.
— Вот и все, что мне нужно знать. — Она проводила его до двери и, когда он вышел, сказала: — Прошу вас… Саймон…
— Аврора, я должен найти шляпку. Поэтому я и ухожу.
— Да, конечно! — испуганно ответила она и закрыла за ним дверь.
Местные жители уже вернулись в постели, успокоенные миссис Долтон. Ратлидж увидел, что ее фонарь снова покачивается перед домом священника. Неожиданно он подумал: она очень смелая женщина. Но она уже немолода и больше не красива, как были когда-то Маргарет Тарлтон и Бетти Купер. Как Элизабет Нейпир. Может быть, поэтому ей кажется, что бояться нечего. Или она привыкла рисковать ради других. Есть такие женщины. Он видел, как они ухаживали за самыми тяжелыми больными с инфлюэнцей, обрабатывали гнойные раны, демонстрируя стойкость, до которой многим мужчинам было далеко.
Идя к церкви, он напряженно вспоминал. Что тогда сказала миссис Прескотт о Маргарет Тарлтон, а Трут — о Бетти Купер? «У нее были такие красивые волосы». Он отчетливо вспомнил голос миссис Прескотт — восхищенный, завистливый. А Трут сказал: «Мисс Купер была гибкая, как кошка, которая нежится на солнышке» — или что-то в этом роде.
Обе были не просто красавицами. Они были совершенно уверены в своей красоте… не хвастались, просто были уверены… Соблазнительные. Искушающие.
Но Шоу по-прежнему оставался за скобками этого уравнения. Он был влюблен в Маргарет. По крайней мере он сам так говорил.
Если все началось с Бетти Купер, в чем Ратлидж теперь почти не сомневался, значит, к убийствам имеет какое-то отношение любовь. Но сейчас у него не было времени углубляться в такие мысли.
Непрестанно ведя диалог с Хэмишем, Ратлидж уже вглядывался в темноту, ища Уайета, ища Шоу. Шляпки нигде не было видно, хотя он искал тщательно. Чемоданчик, который оставила Аврора у дерева, был на месте. Он осторожно, медленно подошел к церкви.
Но там никого не было. Деревья, за ними кладбище, тени у толстых стен… Он не ощутил там жизни. Он дважды обошел саму церковь, ступая осторожно, медленно, потому что хотел во всем убедиться наверняка. Потом поднялся на крыльцо и толкнул дверь.
Она открылась, заскрипела о каменные ступени. Он очутился на темном островке. Впереди, на каменном алтаре, горели свечи, отбрасывая странные, причудливые тени в проходах, на норманнские колонны, на высокий сводчатый потолок. Свет был золотистым и теплым, и человек, сидевший на скамье в нефе, обернулся и посмотрел на него. На его лице тоже плясали золотые отблески.
Это был Генри Долтон.
— Я всюду искал. Никого… никаких признаков. Я зашел сюда, не стал возвращаться домой. Здесь спокойно, тихо. Я думал, может, Саймон вернулся. Не люблю женских криков… они действуют мне на нервы.
— Да. Здесь очень тихо, — ответил Ратлидж. Его слова и шаги эхом отражались от каменных ступеней. Он зашагал по проходу к Генри. — Вы видели, что случилось?
— Я искал Саймона Уайета. Шоу сказал, что он опять ушел бродить. Он его видел, а потом потерял. Потом Элизабет попросила меня помочь ей найти его. Она волновалась за него. Я сказал ей, что беспокоиться не о чем, что он сам вернется домой, но она настаивала.
— Вы знали, что он бродит по ночам?
— Иногда мне не спится. Один или два раза я видел, как он выходил на лужайку и стоял там как статуя, четверть часа или больше. В другой раз я встретил его. Он шел мне навстречу короткой дорогой с фермы — дорога заканчивается у кладбища. Мама беспокоится за него; она говорит, что он на грани изнеможения. Но все не так. Он волнуется из-за денег, Авроры и музея. Он боится, что не справится, и поэтому иногда ненадолго теряет сознание. Чтобы перестать думать.
Как ни странно, наблюдение оказалось очень проницательным.
— А сегодня… — напомнил ему Ратлидж.
— Сегодня он зашел в церковь. Стоял перед алтарем, зажигал свечи. Мне показалось, что он молится. Потом он взял свечу и пошел к склепу. По-моему, он шел как во сне.
— Что могло заинтересовать его в склепе? — Он вспомнил, что Генри что-то говорил ему, когда он первый раз приехал в Чарлбери. — В церкви есть потайные места, верно? Саймону о них известно?
— Не знаю. Наверное. Я пробыл здесь не очень долго. А потом он вышел с чемоданом. Я уже видел тот чемодан раньше; кто-то оставил его под старым алтарем в склепе. Он очень старый, еще саксонских времен. На алтаре есть напрестольная пелена. Когда отец был жив, мама каждую неделю гладила ее и клала на нее свежие цветы. Отец всегда говорил, что это напрасный труд, но мама им гордилась. Говорила, что важно поддерживать традицию. Я тоже прятался под пеленой, когда не хотел, чтобы меня нашли. По-моему, я рассказывал о своем тайнике Саймону, но точно не помню. Я теперь не всегда все помню.
— Генри… Он знал, что чемодан там… или нашел его случайно?
— Он вышел оттуда с чемоданом. Только не спрашивайте, куда он пошел, я не могу сказать, потому что не знаю. Мне показалось, он не хотел, чтобы его увидели. И почти сразу же Элизабет Нейпир снова направилась к церкви. А вы стояли под деревьями и тихо разговаривали с миссис Уайет. Тогда я решил вернуться домой.
Если Саймон забрал чемодан, куда он его унес?
Ратлиджу показалось, что он знает ответ. На ферму… а утром полиция устроит там обыск. Если чемодан найдут, он станет решающей уликой против Авроры!
Он повернулся к Генри:
— У меня еще есть дела. Где вас искать, дома или здесь? — С Генри он еще не закончил, но сейчас не время расспрашивать его. Генри может подождать… а Саймон — нет.
— Наверное, здесь. Когда мне не спится, я прихожу сюда, чтобы подумать. Отец всегда надеялся, что я стану приходским священником. И отец Саймона надеялся, что он попадет в парламент. Но война поставила на их надеждах крест, верно? Наверное, поэтому мне часто не спится. Я чувствую себя виноватым, потому что я не тот человек, каким мог бы стать.
