– Приезжай завтра, Петер, – сказал Антуан. – Если будешь
хорошо себя чувствовать, конечно.
Юноша улыбнулся:
– Я не чувствовал себя так хорошо уже больше полугода! Я
приеду с самого утра.
– С самого – не надо, – попросил я. – Часам к девяти, Петер.
Портье при нашем появлении разве что рукавами пол не вымел.
У меня никаких сомнений не было, что слух об исцелении умирающего сына Ференца
уже облетел всю прислугу. Вот и на нас, пусть мы всего-то упрямые иудеи,
истинной веры не знающие, падал отблеск епископской славы. Даже запустили
паровой лифт, по причине позднего времени уже не работавший, и мы поднялись на
свой шестой этаж в грохоте и перестуке машинерии. Парнишка, управлявший лифтом,
испуганно смотрел на сигнальный флажок в стене – верно, боялся, что давление
пара в остывающем котле упадет окончательно и почетные гости застрянут между
этажами.
Но лифт выдюжил.
Шестой этаж был почти что весь отдан в наше распоряжение.
Даже коридор здесь был устлан дорогим османским ковром багрового цвета, с
пышными кистями и густым плотным ворсом. Хороший ковер, по такому хоть в
сапогах топай – шагов не слышно. Самый огромный и роскошный номер принадлежал
Жерару, два номера попроще – мне и Антуану, еще два – может, лишь чуть
уступавшие убранством, монахам-охранникам. Один из них, Луи, как раз стоял в
коридоре и задумчиво крутил в пальцах святой столб, сделанный из твердого
красного дерева. Ох, есть у меня подозрение, что эта прочная палочка длиной в
локоть служит ему не только символом веры, но еще и оружием. Уж больно ловко
перекидывает между пальцами – мастера китайских единоборств позавидуют!
– Вечер добрый, заблудшие братья, – поприветствовал нас
охранник. Меня это обращение коробило, но что уж тут поделать – не скидывать же
маскарадные одеяния?
– И вам доброго вечера, – смиренно сказал я. – Вернулся ли
его преосвященство Жерар Светоносный?
– Он отдыхает у себя. – Луи закрутил святой столб особенно
лихо, я даже засмотрелся. – Но просил, если вы не слишком устали, заглянуть к
нему.
– Не преминем, – сказал Антуан. – Лишь смоем с себя дорожную
пыль.
Луи одобрительно кивнул. Крутанул столб совсем уж
залихватски – и получил концом по подбородку.
– Дай, – не удержался я. – Смотри, святой брат, тут надо
перехватывать между большим и указательным пальцем, тогда не выскользнет.
Луи потер подбородок, попробовал – и восхищенно посмотрел на
меня.
– Да… но потом трудно перекинуть в основной хват…
– Почему трудно? – возмутился я. – Вот так, гляди…
Я снова взял у него святой столб, закрутил и показал, как
перейти от тычка в челюсть к удару наотмашь по шее.
– Подожди-ка, давай медленнее! – загорелся Луи.
Под крайне неодобрительным взглядом Антуана мы с Луи по
очереди покрутили столб.
– Длиннее надо делать, – сказал я. – На ладонь хотя бы.
– Так если длиннее, то это уже не святой столб, это обычная
дубинка получится… – огорченно откликнулся монах. И тут же густо, будто девица,
покраснел. Сообразил, что иудей учит его, как святым столбом драться!
– В дороге чего только не случается, – объяснил я. –
Честному торговцу надо уметь за себя постоять. Меня один знакомый китаец научил
на палках драться. А святой столб – разве он не орудие веры?
– Орудие, – согласился Луи. – Спасибо, Исаия! Хороший прием!
Антуан вздохнул и ушел к себе. Я шепотом сказал:
– Отец мой очень не любит насилия…
– Кто ж его любит? – удивился монах. – Но вера и добро
должны уметь за себя постоять.
Оставив Луи тренироваться дальше, я ушел в свой номер.
Может, и зря я охраннику выказал, что оружием умею владеть, но так с другой
стороны – отношения улучшил…
Глава вторая
в которой мы жалуемся на судьбу, но судьба нам
улыбается
Всласть намывшись – горячая вода в гостинице была и впрямь
горячей да и шла с дивным напором, – я обтерся полотенцем и не одеваясь стал
рыться в баре. Ох… какой номер – те напитки, что холодными лучше подавать,
стояли на леднике! Я налил себе с полстакана вишневой палинки, плеснул на два
пальца воды со льдом, уселся в кресло и вытянул ноги.
Не жизнь, а сплошная радость. Если после теплой ванны еще и
горячую мадьярскую девицу позвать…
Я вздохнул.
Нет, не поймет прислуга, если спутник епископа начнет
гулящими девицами интересоваться. Тем более любая девица уяснит, что иудей я
неправильный…
Лучше бы под китайца гримировался!
Со вздохом осушив стакан, я порылся в своем небогатом гардеробе.
Нашел смену чистого белья, а вот штаны пришлось надевать те же, да и рубашек
чистых не осталось.
В дверь постучали.
– Сейчас! – откликнулся я, шнуруя ботинки.
Конечно, с Жераром поговорить – это здорово. Даже как-то
благостнее на душе становится! Но если честно, то больше всего сейчас я хотел
бы сидеть в мягком кресле, даже штанов не напяливая; потягивать палинку, на
ощупь отыскивая бутылку, и смотреть в окно на огни Аквиникума…
Еще иногда можно при этом почесывать пузо…
Я вздохнул так горько, словно мне предстояло идти работать
на каменоломню, а не пить в соседнюю комнату. Пригладил рукой волосы, вовремя
спохватившись, кинулся в ванную: приладить свои фальшивые пейсы.
И вышел в коридор.
Антуан, ждущий меня у двери, все так же неодобрительно наблюдал
за упражнениями Луи со святым столбом.
– Готов, – сообщил я. И мы двинулись в номер Жерара.
Епископ Жерар Светоносный, вольнодумец и целитель, был пьян.
Хорошо пьян. Под столом стояли три пустые бутылки вина.
– А, друзья мои… – только и сказал Жерар, едва мы вошли.
Потянулся за новой бутылкой, едва не опрокинув со стола стаканы. Накрыто было
на троих, он и впрямь нас ждал.
– Что-то случилось, ваше святейшество? – спросил Антуан.
– Что-то случилось… – задумчиво повторил епископ, будто во
фразе был скрыт непостижимый нам смысл. – Нет… нет, Антуан…
Нам он бокалы наполнил до краев, себе – едва наполовину.
– Мне не доводилось еще видеть лиц столь высокого сана в
столь… сложном состоянии, – сказал Антуан, садясь. Вроде бы мягко сказал, но с
укоризной – и Жерар ее почувствовал.
– Да, не пристало… – произнес он, глядя на бокал. – Не
пристало, и все-таки… Как ваши поиски?
