У парня, что следил из окна за парадным, при нашем появлении
отвисла челюсть.
Церемонно раскланиваясь со встречными, немало потешавшимися
при виде нас, мы подошли к двуколке. Возчик аккуратно сложил свою газету и лишь
после этого оцепенел на козлах.
– Поедем, милейший, – сказал я.
Несколько мгновений возчик боролся с желанием вытянуть лошадь
вожжами да и смыться подальше. Но любопытство победило.
Мы загрузились в экипаж: мы с Хелен спиной к движению,
Антуан и Луиза – лицом, а Петер вообще уселся на пол между нами, крепко сжимая
поднос. Антуан разлил шампанское, все взяли бокалы, а я еще и сигару. Выпустил
клуб дыма и велел:
– Трогай!
Прием это старый, но действенный. Если уж никак не удается
уйти тихо и незаметно, так уходи шумно! С песней, с цветами в петлице, с медной
трубой в руках, с птицей-попугаем на плече, с тявкающим из кармана щенком. Чем
нелепее – тем лучше. Пусть ломают себе головы соглядатаи, ища смысл в том, где
смысла нет и не было. Любая заминка, любая несуразица идут на пользу.
Едва двуколка завернула за угол, как я остановил возницу. На
наше счастье, район был не слишком-то людный, редкие прохожие таращились,
смеялись, но столпотворения зевак не возникло.
Ждать пришлось недолго. Послышался цокот копыт, и с Кальмана
выехал всадник.
Я почему-то ожидал, что в погоню будет пущен экипаж. Но на
нет и суда нет.
Поманив наездника пальцем, я стал ждать, покуривая сигару.
Совершенно очумевший всадник приблизился. Лошадь у него была хорошая, в седле
он держался крепко, но вот лицо оказалось таким растерянным, что я едва не
расхохотался.
– Милейший, – брезгливо сказал я, протягивая бокал. –
Попробуй-ка!
Бокал он взял таким характерным жестом, что у меня сомнений
не осталось – лакей. Следить за домом отрядили прислугу…
– Ну? – поторопил я.
– Шампанское… Сладкое шампанское… – на скверном романском
сказал соглядатай.
– В том-то и дело! – рявкнул я. – Шампанское должно быть
сухим! Езжай к старшему и передай ему это. Да побыстрее, пока не выдохлось!
Никто не додумался дать слуге указания на такой интересный
случай. А самому ему сейчас хотелось чего угодно, только не скакать вслед за
нами с бокалом шампанского в руках. Слуга оторопело кивнул, развернул лошадь и
двинулся назад. Вино все-таки расплескалось… вряд ли довезет хоть каплю.
– А теперь вперед! – велел я вознице. – К купальням «Рудаш»!
Да, вся маскировка, все легенды пошли коту под хвост. Но
теперь уж ничего не поделать.
Зато наш след утерян.
Купальни «Рудаш», куда собирались пойти Арнольд и Маркус,
были старинными. Построили их еще османы, в ту пору, когда Паннония была под
ними. Османов давным-давно прогнали, но кое-что от них мадьяры переняли –
например, любовь к острому перцу и османским баням.
Ясное дело, что Луиза и Хелен с нами пойти не могли. Были в
Аквиникуме купальни, в которые разрешался вход мужчинам и женщинам – в
приличествующих купальных костюмах, были и такие, где мужчины и женщины
разделялись по своим бассейнам и парным. Но в «Рудаш» женщин никогда не
допускали, такая уж тут была традиция.
Поэтому, не доезжая до «Рудаш», мы с Петером высадили женщин
и Антуана, так, чтобы им легко было добраться до «Геллерта», к Жерару
Светоносному под крылышко. Я бы и Петера с собой не брал, но куда мне,
безъязыкому, в Аквиникуме?
– Я проверю, может быть, приехали Жан с Йенсом, – сказал мне
Антуан напоследок.
Кивнув, хоть и были у меня большие сомнения в такой
расторопности старого лекаря, я стал объяснять Петеру, как и что будем делать в
купальне. Никаких сомнений, что и там за ними следят, я не испытывал. И почти
наверняка друзья-товарищи Арнольда такого момента не упустят. Во-первых, в
бане, в полутьме и клубах пара, легко похитить Маркуса. Во-вторых, даже если
Арнольд уследит и кинется отбивать парнишку, никакого оружия у него с собой не
будет. А кулаками, пусть даже такими могучими, как его, против толпы не
отобьешься. Сомнут. Только в пьесках романтического склада встречаются герои,
что в одиночку десятерых валят.
Насчет себя я тоже заблуждений не питал. Ну, умею подраться,
так кто ж этого не умеет, дурное дело – нехитрое. Так что брать придется не
силой… умом.
И в этом плане мне Петер представлялся союзником весьма
уместным.
Озадачив его своими догадками, я стал докуривать сигару.
Двуколка выехала на набережную, покатила вдоль Дуная. А я, по старой привычке,
попробовал подумать наперед: что станем делать, если сейчас все пройдет гладко,
и мы выберемся из купален. По всему выходило, что, не получив свое, родичи
Арнольда решат урвать хотя бы клок награды – и кинутся к Страже.
Значит, надо будет покидать Аквиникум. Жалко, ох как жалко.
Бегство у нас не продумано, с контрабандистами я не связался, фальшивых бумаг
нет… а власть Жерара Светоносного развеется вмиг, едва лишь станет известно,
что он нас укрывает.
Но тут уж ничего не поделать.
Глава четвертая
в которой я открываю тайну банного фартука,
но от самой бани удовольствия не получаю
Самая страшная баня, в которой я побывал, была в Руссийском
ханстве. Ясное дело, в Руссии я особо не задерживался и уж тем более работой
воровской не занимался – законы ханства строги, а охранка бдит и неподкупна. Но
по пути из Китая, уже в облике обеспеченного и добропорядочного торговца, не
удержался, провел два дня в Московии. Там и поддался на завлекательные посулы
толмача – «исконно руссийская забава, пропустите – всю жизнь жалеть станете!».
Нет, конечно, сейчас оно уже смешно… Но как вспомню!
Заплатил я щедро, и приставили ко мне здоровенного мужика-банщика, чтобы
показал чужестранцу настоящую баню. Первым делом мы с ним долго мылись из
деревянных кадок, потому что баня в Руссии считается святым местом, туда нельзя
грязным входить. Извели по куску мыла, лишь потом вошли в огромную темную
комнату.
От жары и пара меня всего скрутило. Банщик заставил меня
сесть на прихваченный с собой опилок доски, отдышаться. Когда глаза привыкли,
обнаружилось, что половину комнаты занимают широченные деревянные ступени,
ведущие под самый потолок. На них и сидели люди. Чем выше на ступени сядешь –
тем страшнее жар!
В углу бани была огромная печь. И в нее выщербленным ковшом
на длинной ручке плескали воду! Плеснут – отскочат. Клубы пара вырвутся,
ошпарят людей – те вопят, но не слезают.
Едва я притерпелся, как банщик заставил меня подняться выше…
Уж не помню, как оказался под самым потолком. Банщик согнал
кого-то с деревянной лавки, окатил ее холодной водой из бадьи – то ли для
гигиены, то ли охлаждая. И уложил меня на лавку лицом вниз. Дерево было
прохладным, влажным, сразу полегчало.
