Как могло такое жуткое чудо случиться? Разве могла вода
такое сотворить?
Потом у нашего проводника лампа погасла. Комарову пришлось
ползти вперед и светить, пока мадьяр, ругаясь, очищал механизм от грязи. Но
лампа так и не зажглась, проводнику пришлось забрать лампу у Антуана и зажечь
ее. Все польза, старику и этот нетяжелый груз был в тягость.
Все-таки кончается любая мука. Глина становилась все суше и
суше, потом сменилась грязным камнем. Потолок ушел вверх, зато слева и справа
мы увидели стены. И вскоре, охая и хватаясь за поясницы, мы смогли разогнуться.
Антуан стоял, придерживаясь за сердобольную Луизу, и часто, неглубоко дышал.
Эх, лекаря бы сюда, лекаря Жана… только смог бы он выдержать этот путь?
Проводник заговорил, и Петер хриплым голосом перевел:
– Он восхищается. Особенно вами, господин Антуан. Он
говорит, что никогда бы не поверил, что женщины, ребенок и старик сумеют
преодолеть глиняный пирог без остановок. Эта пещера так у них называется.
Сейчас будет привал, на целый час. Надо пройти совсем немного, минут пять, и
будет привал.
Пять минут превратились в десять. Но зато и место оказалось
славным. Небольшая пещера, с высоким потолком и множеством хрупких каменных
сосулек, растущих навстречу друг другу с потолка и пола. Здесь было сухо, а
вдоль стены вдруг обнаружились грубые дощатые топчаны.
На них все и повалились.
Никогда не поверю, что доски эти тащили от самого театра,
через «глиняный пирог». Слишком уж много хлопот, а контрабандисты – народ
непостоянный, основательные убежища делать не любят. Да и не стоила бы их игра
свеч, если весь груз пришлось бы с такими трудностями доставлять. Наверняка
есть поблизости еще один выход, где-то за окраиной Аквиникума из земли
выходящий. Через него и доставляется основной товар. Только нам его
контрабандисты не покажут, не станут рисковать.
– Откуда здесь доски? – спросил я на всякий случай.
– Есть еще выходы, – подтвердил мои догадки Фарид. – Их
много, но нельзя ждать полной откровенности… даже за большие деньги.
– Твоему проводнику не придет в голову сдать нас Страже?
Комаров многозначительно на меня посмотрел, и я осекся. С
чего я взял, будто мадьяр совсем уж романского не понимает?
– Нет, не придет, они честные люди и отрабатывают плату, –
уверенно заявил Комаров. – К тому же куда выгоднее получить десять раз по сто
марок, чем один раз – пятьсот.
Подумал я, сколько на самом деле за наши головы назначено, и
решил приглядывать за проводником повнимательнее. Если поймет, кого на самом
деле из Аквиникума выводит, сразу бросится в бега, оставив нас дожидаться
Стражи во тьме чудовищного лабиринта.
– Антуан, как ты? – позвал я.
Старик ответил не сразу. Но с юмором, что меня порадовало:
– Судя по ощущениям – давным-давно умер.
Я вытянулся на грязных неструганых досках, расслабился.
Нечего грустить, и не в таких переделках бывал. Не может весь подземный
лабиринт быть таким сложным, все ж таки тут часто люди ходят. Потихоньку,
полегоньку, пройдем тридцать километров. Километра три-четыре мы уже миновали.
– Из какой замечательной бани ты нас вытащил, – произнес
вдруг Арнольд, косясь на меня. – Сейчас бы в эту баню…
– Дальше будет подземное озеро, – сообщил Фарид. – Все, кто
не боится холодной воды, могут в нем вымыться.
– Вода была горячая, – между тем продолжал мечтательно
вспоминать Арнольд. – И массажисты…
Я услышал какой-то шум, приподнял голову. Кряхтя и опираясь
о топчан, Луиза встала. Подошла к Арнольду, уселась рядом, резким рывком
задрала ему куртку. Спросила:
– Поясница болит?
Ошарашенный офицер молчал.
Луиза принялась разминать ему спину. Умело, ничего не скажу!
– У меня муж тоже был здоровяк… вот, Хелен его видала… –
проронила Луиза, не прерывая занятия. – И чуть что – сразу за спину хватался. А
костоправа не подпускал, боялся, что того враги подкупят и он нарочно хуже
сделает. Пришлось мне научиться…
Вот чего у нее не отнять – так это готовности ближнему
помочь. Вроде и вздорная баба, и умом не блещет, и за свое место при Маркусе
трясется, аж смотреть противно. Но вдруг словно меняется в ней что-то – и
кидается, про собственные болячки забыв. Не зря, видно, монашки свою
настоятельницу не выдали.
Тем временем проводник тоже встал с лежака. Отошел шагов на
десять в темноту, и там сразу же зажурчало. Хелен фыркнула.
Как ни странно, но часа нам для отдыха вполне хватило. Даже
Антуан выглядел бодрее, почти как обычно. Я видел, что он украдкой глотнул
какое-то лекарство из пузырька, но сделал вид, что ничего не заметил.
От этого зала дорога вновь стала приличной. То древние
катакомбы, в которых не то камень, не то что другое добывали, то промытые водой
пещеры – но обычные пещеры, не такие странные, как глиняный пирог.
И шли мы довольно бодро. Долгих дискуссий вроде той, что
Маркус с Фаридом вначале устроили, больше не возникало. Хватало чем глаза
занять, чтобы рот закрылся.
Встречались залы с каменными сосульками. Иногда невзрачными,
а иногда чудными. Было, к примеру, место – там проводник нарочно остановился. С
потолка там свисала одна сосулька, огромная, покрытая бахромой белых лепестков
тоньше бумажного листа. А из пола навстречу ей росли другие сосульки, поменьше
и попроще. С одной стороны – двенадцать, и с другой – одиннадцать.
Мадьяр-проводник заговорил, Петер с воодушевлением перевел:
– Этот зал зовут Залом Искупителя. Верхняя колонна
символизирует Искупителя, а нижние – одиннадцать апостолов-предателей с верным
Иудой и одиннадцать уверовавших римских легионеров.
– Здесь надо строить храм, – взволнованно произнес Жерар. –
Долбить штольню с поверхности и строить храм, чтобы чудесное творение Господа
стало доступно человеческому взору!
Я в немом восхищении любовался каменными сосульками. Не
может такое случайным совпадением быть! Одна большая сосулька, двенадцать и
одиннадцать…
Присев на корточки, я стал разглядывать камни. Потом
бесцеремонно забрал у Фарида фонарь, вернулся и посмотрел повнимательнее.
Проводник что-то изрек недовольным тоном.
– Он говорит… он говорит, что были еще камни… – смущенно
перевел Петер. – Но на людей снизошло откровение, что лишние надо убрать.
Вот тебе и божественный знак свыше, чудо-часовня во глубине
горы! Я и впрямь увидел следы аккуратно отколотых сосулек. Глянул на Жерара –
тот выглядел изрядно сконфуженным. Уж ему-то, по сану и положению, не стоило
сразу принимать на веру слова проводника.
