Маркус обвис в моих руках. Лицо его стало серым – в ярком
солнечном свете, что бил из уходящей вверх шахты.
Я стоял, запрокинув голову, и смотрел на повисшее в зените
солнце.
Маркус смог.
– Что с ним? – резко спросила Хелен, и я опомнился. Опустил
Маркуса, всмотрелся в лицо. И похолодел.
Мне показалось, что он не дышит.
– Нет… – сказала Хелен. – Нет, только не это…
Она судорожным движением порылась в карманах, вытащила
крошечное серебряное зеркальце. Приложила к лицу Маркуса, выждала несколько
секунд, посмотрела.
На полированном металле осталась легкая испарина.
– Дышит, – с облегчением произнесла Хелен. – Без сознания…
Ильмар, ему нужен врач.
– Мягкая кровать, грелка горячая к ногам, пиявки за уши… –
прошептал я, глядя вверх. Метров двадцать. Вначале камень, потом земля. И ветви
деревьев – сквозь ветви тоже идет колодец. Маркус перестраховался – он взял на
Слово все, что было над ним… на какую высоту?
– Ильмар!
– Извини. – Я опустил Маркуса на землю. Мальчишка был будто
из мокрой ваты. – Я выберусь наверх и поищу веревку. А ты попытайся ему помочь.
Хелен кивнула, присела, скорчившись в три погибели. Положила
голову Маркуса себе на колени.
Она думает, что это так просто – вскарабкаться по отвесной
шахте? Я провел ладонью по камню. Гладкий. Хорошо хоть в камне были внутренние
пустоты, за них можно цепляться…
– Помоги мне забраться, – попросил я, скидывая свитер. Шерсть
– слишком скользкая штука. Книгу я тоже отдал Хелен.
– Как?
– Становись на четвереньки.
Хелен негодующе уставилась на меня.
– А что делать? – спросил я.
Летунья повиновалась. Разувшись, я осторожно ступил ей на
спину одной ногой.
– Быстрее! – сдавленно выговорила Хелен.
Я оттолкнулся одной ногой от земли, чтобы не слишком уж
давить ей на спину, вцепился пальцами в какую-то щель, другой рукой поискал
выше – и нашел еще одну трещину.
Сестра-Покровительница… стар я уже для такой акробатики…
Метр я протащил себя вверх на руках. Срывая в кровь ногти,
рыча от боли, понимая: если упаду вниз, то зашибу Хелен и сам разобьюсь. Когда
пальцы ног почувствовали камень – резко откинулся назад, прижался спиной к
стенке колодца, ноги упер в стену напротив.
Да, мне не двадцать лет… Поясница отозвалась болью, коленки
дрогнули. Я переждал секунду, вытер вспотевшие ладони о рубашку. И стал
взбираться.
Ногу – вверх. Упереться руками за спиной, протащить спину
вверх. Подтянуть вторую ногу. Передохнуть. Повторить.
Надо было просить Маркуса наклонный колодец делать…
– Ильмар, побыстрее! – крикнула снизу Хелен. – У Маркуса
сердце едва бьется!
Сестра, дай мне терпения…
Ногу – вверх. Упереться. Подтянуть. Передохнуть.
Медленно и упрямо я поднимался по колодцу.
Тут главное – перестать думать. Всему уйти в движение.
Ничего нет, кроме стенок колодца, ноющих от напряжения мышц, приближающегося
света. Упереться. Подтянуться.
Я уже поднялся на такую высоту, что стоило сорваться – и мне
не выжить. Я понимал это, но не со страхом, а с досадой. Страх остался внизу,
заваленный камнями, расплющенный и ненужный.
На полпути мне пришлось передохнуть – начало сводить
судорогой правую ногу. Я уперся в стенку колодца левой ногой, помассировал
икру, несколько раз больно ущипнул ее ногтями.
Стала неметь левая нога. Я терпел сколько мог, разминая
правую, – потом сменил ноги.
Вовремя – левую ногу скрутило болью.
– Что ты там застрял? – крикнула Хелен. Я не винил ее, она
не понимала, как тяжело мне приходится. Я разминал ногу, иногда поглядывая
вверх. Солнце припекало голову, узорчатая тень от листвы скользила по лицу.
Нога отошла.
Я продолжил подъем.
Наверное, он занял не слишком много времени. Двадцать минут,
ну может, полчаса. Последние метры я поднимался, упираясь спиной в мягкую,
податливую землю. И это было самым сложным.
Потом моя голова откинулась назад, я ощутил дуновение ветра,
поднял глаза – и увидел уходящий вверх склон. Медленно и осторожно – сколько
раз люди гибли в самый последний миг, уже ускользнув из ловушки, я перебросил
руки наружу. Вовремя – мягкая земля стала осыпаться, и если бы не колючий куст,
попавшийся под пальцы, я бы все-таки упал.
Но куст оказался крепким.
Я повис на нем, собираясь с духом, чтобы вытащить наружу
ноги. Мои ладони вцепились в колючие стебли с нежностью жениха, впервые
оставшегося наедине с невестой. Дурацкий смешок вырвался из горла, в тот же миг
я подтянулся и оказался на земле. Рядом со мной, шурша, осыпались вниз комья
земли, что-то кричала Хелен – то ли возмущенно, то ли вопросительно. А я лежал,
смотрел в небо, вдыхал сладкий, живой воздух.
Его даже не портил кислый пороховой дымок… и запах вареного
гороха.
Заставив себя приподняться, я осмотрелся. И сразу же увидел
солдат.
Я был в маленькой рощице, заполнявшей пологую ложбину.
Где-то недалеко журчал ручей… если бы Маркус пробил колодец под него, нас ждала
бы печальная участь.
А шагах в тридцати, рядом с деревьями, стояла полевая кухня.
Большой бронзовый котел, под которым горел огонь, длинный деревянный стол,
сколоченный, видать, тут, на месте. Один солдат собирал со стола глухо
звякающие оловянные миски, другой задумчиво крутил черпаком в котле – будто
решал, сгодятся на что-то остатки супа или их можно выплеснуть.
Рот у меня наполнился слюной. Как ни странно, а захотелось
есть – и еще как захотелось!
Видимо, рвущие подземелья саперы только что пообедали. Вот
чем объясняется перерыв во взрывах. Сейчас вернутся к штольням и продолжат свою
работу…
Где же мы сейчас? Почти у самой границы? Или еще с десяток
километров отделяет нас от Османской империи?
Хочешь не хочешь, а придется рисковать.
Я быстро пополз к полевой кухне. И в этот миг повар решил
упростить мне работу. С натугой подхватил котел и потащил, держа перед пузом, к
рощице. Ничего не видя перед собой…
Я встал, и когда повар поравнялся со мной – со всех сил
огрел его кулаком в висок. Глаза у легионера закатились, он начал падать. Я
едва успел подхватить котел – и впрямь тяжеленный. Выплеснул на землю остатки
супа – не так уж и много осталось, с пару мисок. Хотя суп хороший, густой…
