Маркус улыбнулся, покачал головой:
– Как я верю этому человеку, так и вы верьте мне.
Он сделал полный глоток. Авром-Бер удивленно посмотрел на
Арнольда – и на лбу его набухли вены.
– Это вино и пряности, а не отрава! – проговорил он со
сдержанной яростью. Взял из рук Маркуса кружку, глотнул.
Арнольд встал. Принял из рук капитана кружку. Посмотрел на
Маркуса, тот кивнул. Стражник сделал глоток и передал кружку Жерару.
Я сидел и смотрел, как идет по кругу сосуд. Как греют о него
ладони, пригубливают вино и передают дальше.
Луиза запрокинула кружку и передала мне, смущенно улыбаясь.
Мне вина не хватило.
– Сейчас принесут одежду, – сказал капитан. – Она влажная,
но горячая. Шхуна подходит к берегу, шторм притих. Надо спешить.
Я зачерпнул из котелка, глотнул. Вино было горячим, терпким,
пахнущим травами.
Что бы попросить у Маркуса? Пост короля воров? Или
позволение ездить в дальние страны, рыться в старых храмах и раскапывать руины?
Глава пятая
в которой мы думаем, что находим двенадцатого,
но оказывается, что это он нашел нас
Шторм дал нам передышку. К ночи он утих, ровный сильный
ветер разогнал облака и даже выглянули звезды.
Шлюпка на шхуне была одна, маленькая и с виду ненадежная.
Два молчаливых матроса раз за разом гоняли ее к берегу, отвозя по три человека.
Авром-Бер Адмони стоял на палубе, мусолил в зубах
незажженную трубку и молчал.
На последнюю ходку остались я, Антуан и Хелен. Я спустился
первым, помог Антуану. Хелен помощь не требовалась.
Четвертым в шлюпку забрался капитан.
В тишине, нарушаемой лишь скрипом уключин и ударами волн о
борт, мы плыли к берегу, к огоньку фонаря. Антуан, которому кто-то из матросов
дал старую куртку, нахохлился на носу.
– Антуан! – позвал я. – Как ты?
– Все хорошо, – отозвался старик нарочито бодро. – Даже
согрелся.
– В его возрасте нельзя путешествовать, – негромко
проговорил Авром-Бер. – Надо сидеть дома, радоваться правнукам и готовиться к
последнему пути.
Антуан засмеялся.
– Когда я был ребенком, Авром-Бер, я полагал, что буду
молодым вечно. Когда я был юным, то не верил в старость. Когда я был твоих лет,
то не сомневался, что не доживу до старости. Но вот теперь я старик, но мне все
еще нравится ходить, смотреть, думать.
– По тебе ли такой путь? – упрямо повторил капитан.
– Ты же видишь – я иду по нему. А те, кто моложе и сильнее,
остались дома.
Авром-Бер замолчал.
Заскрипело о песок днище лодки, Арнольд и Луи вошли в воду,
подтягивая нас к берегу. Качался вдали огонек на шхуне, светил фонарь на песке.
Два огонька в ночи, между которыми так долго сновала шлюпка.
Я выбрался из лодки, остановился, глядя на капитана. Тот все
сидел, катая во рту трубку, глядя на нас.
Потом поднялся, грузно ступил на берег.
– Юноша знает язык, и все вы сильные люди, – сказал
Авром-Бер. – Даже женщины и старики. Но это моя земля. Мне поверят там, где вас
прогонят прочь. Меня поддержат там, где не помогут деньги и Слово.
Он подошел к Маркусу.
– Позволь мне идти с тобой.
– Места хватит для всех, – ответил Маркус. – Но разве это
твоя вера?
– Разве те, кто пошел с первым Искупителем, были иной веры?
– вопросом ответил Авром-Бер.
– Они выбрали свой путь не сразу.
– Я ждал тебя долгие годы. Не знал, откуда ты придешь и кем
ты будешь. Но я верил и ждал тебя, мессия.
Вместо ответа Маркус протянул руку, ободряюще касаясь
капитана. Это было удивительно и трогательно – хрупкий юноша, перед которым
склонился на колени могучий и суровый мужчина.
Но я не удивился.
Вернувшись к шлюпке, Адмони заговорил с матросами. Быстро и
властно, если те и растерялись, то спорить не стали. Прошла минута, и они уже
гребли к шхуне.
Хелен засмеялась. Похлопала капитана по плечу.
Один за другим мы подходили к иудею и обнимались с ним.
Двенадцать и Искупитель.
Наконец-то собрались вместе те, кто должен идти вслед за
Маркусом…
И предать его.
Или все в этот раз будет иначе?
На побережье всегда есть селения. Уж на что Иудея пустынный
край, но и здесь вдоль морского берега были и поля, и сады. Уже через час
Адмони вывел нас на торную дорогу, ведущую вдоль виноградника к маленькому
поселку.
Здесь стояло едва ли с десяток домов, и вряд ли нашелся бы
столь большой, чтобы вместить всех нас. Авром-Бер отделился от нас и постучался
в один из домов. Разговор был долгим, но в конце концов нас впустили в сад –
где мы и расположились на ночлег под навесом, на дощатом помосте.
– Уйдем с рассветом, – предупредил Авром-Бер. – Хозяин
просит не впутывать его. Если случится беда, он сможет сказать, что не видел
чужаков.
Ни у кого не было сил спорить. Лишь Жерар поинтересовался:
– Мы сможем найти здесь лошадей?
– Нет.
Жерар не спорил. Посмотрел на меня и велел:
– Ильмар, будешь дежурить первый час. Возьми себе помощника.
Самым бодрым из спутников казался Комаров. На мой вопрос он
безропотно кивнул, и вскоре мы уже сидели под деревом, чуть отойдя от навеса со
спящими товарищами.
– Во фляжке есть еще что? – спросил я.
Фарид протянул булькнувшую флягу. Мы выпили по глотку.
– Не могу поверить, – сказал я. – День назад мы были в
османских землях. Шпион, а тебя небось по всему миру помотало?
– Да так… – уклончиво ответил руссиец. – Больше по Державе.
– Может, теперь признаешься? – спросил я. – Твои разговоры
про Аквинскую ересь, это для отвода глаз?
– Почему же? Я и впрямь верю, что в мире есть две силы, что
борются между собой. Божественная и дьявольская.
– Ну тогда твой дьявол не так уж и силен, Комаров. Гляди –
всему вопреки мы добрались до Иудеи. Даже шторм не помешал.
Шпион приложился к фляжке и наставительно произнес:
– Нет, любезный сударь. Не в этом дело. Не два батыра на
цирковой арене борются.
