— Исключено, — отрезал он, услышав просьбу Жанны участвовать в поисках убийцы. Невыносимо будет видеть ее каждый день, чувствовать запах ее кожи и оставаться внешне безразличным. С каждой их встречей ему все сложнее сдерживаться. Он пойдет на все, лишь бы вынудить ее отказаться от своей затеи… Но он даже не мог представить, что она напомнит ему об Эвелине.
— Я не знаю, кем была тебе та светловолосая девушка, которую ты потерял, — выкрикнула она ему вслед, — но я могу понять твою боль…
Откуда она могла узнать? Он не рассказывал об этом никому. Эвелина была его страшной тайной, его смертельной раной, поселившейся в сердце много лет назад. И сейчас слова Жанны ударили по этой ране, как свинец снайпера, точно выверив место для выстрела.
И был только один способ спастись, не дать этой боли выплеснуться наружу, запечатать вскрытую рану. В глазах Жанны мелькнул испуг: она решила, что он ее ударит, но он лишь рывком привлек ее к себе, вобрал всем телом ее спасительное тепло, вдохнул полной грудью живительный аромат ее волос. И остановившееся было сердце вновь забилось-застучало, грозя вот-вот вырваться из груди.
— Извини, — пробормотал он.
А когда Жанна повторила свою просьбу, он уже не смог ей отказать.
На следующий вечер они сидели в офисе Гончих. На столе лежали досье на убитых вампиров, заключения экспертизы, опросы свидетелей. А Вацлав видел только темную родинку в расстегнутом воротничке ее черной рубашки и тонкие пальцы, скользящие по листам бумаги, как когда-то скользили по его телу… Больше не было смысла утаивать ту страничку ее памяти, которая запечатлела их первую встречу, связанную с гибелью Софии, и он позволил ей вспомнить. Глаза Жанны широко раскрылись, а потом она скривилась — вспомнив, как он заставил ее пить кровь того мальчишки, и взглянула на него так, что он почувствовал себя последним мерзавцем. Но кое-что он от нее утаил — их неистовые поцелуи в подъезде. Показалось неуместным напоминать о них сейчас, когда она оплакивала смерть Глеба.
Пока Жанна изучала документы, Вацлав читал ее мысли — желание понять, что она думает о нем, оказалось куда сильнее чувства стыда. Читал и мрачнел с каждой минутой — все ее мысли занимал убитый Глеб, все ее стремления сводились к поиску убийцы.
— А почему бы тебе просто не почитать мысли всех вампиров? — вдруг предложила она. — Убийца-то непременно проявит себя. А телепатия поточнее детектора лжи будет.
— Думаешь, это так просто? — огрызнулся он, застигнутый врасплох. Если бы Жанна только знала, чем он занимался все это время! — Что ж, попробуй! Никто из вампиров не откроет своих мыслей Гончим — нас все боятся.
«Я же открыла», — подумала она.
— Ты еще не научилась закрываться, — усмехнулся он, отвечая на ее немой вопрос, и осекся, поняв, что выдал себя с головой.
Но Жанна, казалось, не обратила на это внимания, выдав ему индульгенцию на чтение мыслей по праву старшинства и опыта.
— А если подключить старейшин? — пытливо уточнила она. — Им же все доверяют?
— Если бы все было так легко, мы бы тут сейчас не сидели, — буркнул он. — Нельзя так просто копаться в чужих мыслях.
«В моих почему-то все копаются», — мысленно возмутилась она.
— Жанна, — вздохнул он, — я тебе уже объяснил, почему так с тобой происходит. Ты научишься, и это пройдет. В остальном же мы можем общаться между собой телепатически. Но только при обоюдном желании.
Намека в его словах она не уловила, вновь переведя разговор к расследованию. Пытка ее присутствием становилась невыносимой, и он бросил многозначительный взгляд на часы.
— Поняла, — Жанна скорчила досадливую гримаску. — Тебе пора на охоту.
— Почему сразу на охоту? — возразил он, поднимаясь с места. — Может, на прогулку?
Второй намек тоже выстрелил вхолостую.
— Не завидую тому, кто попадется тебе на пути, — заметила она, сосредоточенно складывая в cумку копии документов.
Пока отвозил ее домой, дважды чуть не попал в аварию. То на родинку засмотрелся, то Жанна случайно задела его рукой, вызывая в памяти солнечное затмение их первой встречи, о которой она сама помнила только то, что он разрешил ей вспомнить.
Когда срочно потребовалось лететь в Таиланд, где обнаружилась Серебряная Слеза, оставить Жанну в Москве было выше его сил. Над ней по-прежнему висела угроза нападения, и что-то подсказывало: он должен взять ее с собой.
Зачем — он понял на месте. Когда после драки с головорезами Жана, напавшими на них в отеле, ворвался в комнату Жанны и обнаружил там двоих убитых.
— А ты можешь стать неплохой Гончей, — сказал он тогда. И тотчас же пожалел об этом, увидев, как помертвело ее лицо.
Он думал, что теперь Жанна поймет его и перестанет ненавидеть. Но вместо этого она возненавидела себя. Убийство охранников не было осознанным выбором. Инстинкт самосохранения, подпитанный кровью Жана, заставил ее убить, защищаясь. И теперь она не знала, как жить с этим дальше. Она постаралась забыть. Но Жан ей не позволил.
Мог ли француз представить, что Жанна сможет поднять руку на него, своего создателя? Она уже однажды одурачила его, воспользовавшись его кровью для вступления в Клуб. Пусть даже сама того не желая. Жан был опытнее и сильнее, но новенькая оказалась непредсказуемой. Ее действия невозможно было просчитать, и ошибка в расчетах стоила Жану жизни. Вампир, воссоздав легендарную Чашу Лорда, уже упивался своей победой, когда Жанна вонзила последнюю, тринадцатую Слезу Ненависти ему в сердце. Вацлав всякий раз с мучительным стыдом вспоминал те минуты, когда он и все его ребята попали под магическое влияние Чаши. Стоило Жану взять ее в руки, как на Вацлава нашло затмение. Как тогда, когда он оказывался в шаге от Жанны и мечтал затащить ее в постель, так в тот миг он желал служить французу, который вдруг стал казаться воплощением доблести и справедливости и все его прежние преступления внезапно забылись. Все вампиры, находящиеся на заброшенной фабрике, испытали те же чувства. Все, кроме Жанны, которой защитой служила Слеза Ненависти. А когда она погрузила раскаленную Слезу-кулон в сердце вампира, наваждение прошло. И Вацлава захлестнула надежда: гибель француза была осознанным выбором Жанны, и между двумя краями пропасти, разъединявшей их, пролег шаткий мостик. Теперь Жанна его поймет, должна понять. Потому что теперь она знает — есть смерть во благо. Есть ситуации, когда жизнь одного человека угрожает благополучию многих. И тогда ради спасения кто-то должен умереть. И этот выбор делают они, Гончие. Не убийцы — хранители.
— Кстати, в нашей команде освободилось одно вакантное место, — стараясь не выдать своего волнения, сказал он. — Буду рад, если ты к нам присоединишься.
Жанна в смятении подняла глаза. И Вацлав пожалел, что поспешил со своим предложением. Она еще не была готова. Он подождет. Что-что, а ждать за долгие годы он научился. И он готов ждать хоть всю жизнь.
После той ночи его уже не сжигала страсть к Жанне — она выгорела дотла вместе со Слезой Привлекательности, которой, как выяснилось, владела новенькая. Это из-за нее он сходил с ума всякий раз, когда оказывался рядом с Жанной, из-за нее терял над собой контроль и отдавался инстинктам. Не зря он в сердцах называл ее ведьмой. Единственным спасением от чар служила работа: одержимость собственным делом иногда перебивала воздействие амулета. Так было в их первую встречу, когда он был настолько увлечен расследованием, что поддался чарам Серебряной Слезы только у дома Жанны. Так было в Таиланде, когда поиски одной Серебряной Слезы перебили воздействие другой, о которой он даже не подозревал.
