Больше я его ни разу не видел. Когда я вернулся, он был уже в больнице. Через 5 месяцев он умер. Несмотря на то, что в течение 5 лет он вызывал у меня страх и обиду, я невероятно привязался к нему. Ночь, когда он умер, – один из немногих моментов моей взрослой жизни, когда я плакал.
Возможно, он поменял мою жизнь больше, чем кто бы то ни было, за исключением моей семьи. Он сделал из меня лучшего журналиста, чем я мог себе представить. Он отправлял меня в поездки по всему миру, давая шанс получить суровый полевой опыт – такой же, как получил он сам, когда работал иностранным корреспондентом сразу после университета. Временами он доставлял кучу неприятностей, но по-своему был очень добрым. Постоянный искатель, идеалист, перфекционист, несомненно, следующий девизу моего отца о «плате за безопасность». Он мог быть строг ко мне, но я всегда знал, что к себе он во много раз строже.
Интересно, но Питер никогда не говорил о своей вере. Лишь спустя несколько лет после его смерти я узнал, что Питер совершенно не был религиозным. Ему не нужна была вера, чтобы знать, что религия – действительно важная тема. Он просто был ненасытным журналистом с безукоризненным чутьем на зрительский интерес.
* * *
Смерть Питера вызвала перемещения в коллективе. Первыми кандидатами на его место оказался дуэт ведущих Элизабет Варгас и Боба Вудрафа. Боб был корреспондентом, которого я впервые увидел в президентском люксе в отеле «Мариотт Исламабад». Но через пару недель после назначения Боб налетел на дорожную мину в Ираке и чуть не умер. Тогда Чарли Гибсона из передачи «Доброе утро, Америка» переместили в вечерние новости, а Робин Робертс стал соведущим Дайаны Сойер.
Тем временем Теда Коппел сместили из «Ночного контура» и заменили тройкой ведущих: Синтией МакФадден, Мартином Бэширом и Терри Мораном. Меня поставили на место Терри в воскресном выпуске «Мировых новостей» – это повышение я посчитал неизмеримым преимуществом.
Шаг вверх по карьерной лестнице не уменьшил моей нервозности, даже наоборот. Да, чертовски приятно стоять у руля службы новостей каждый воскресный вечер – выбирать сюжеты, составлять из них передачу и вести ее прямо с того самого места, на котором когда-то сидел Питер Дженнингс. Когда меня спрашивали, я говорил, что у меня лучшая работа в мире. И я не кривил душой. Но моя удача означала, что теперь я гораздо больше беспокоился о том, что могу потерять.
Конкуренция тоже обострилась. Я был в АВС уже 5 лет, и вдруг число молодых людей резко возросло. Теперь я должен был следить не только за Дэвидом Райтом. Появился Крис Куомо, харизматичный и привлекательный, выходец из известной семьи нью-йоркских политиков. Он заместил Робина Робертса в «Доброе утро, Америка». На арену вышел Билл Вейр, удивительно остроумный ведущий местных спортивных новостей, его назначили соведущим недавно созданного воскресного выпуска «Доброе утро, Америка». А еще был Дэвид Мьюир, всеми любимый и очень трудолюбивый ведущий, которому посвятили чудесную полосу в «Men’s Vogue», и который теперь возглавлял субботний выпуск «Мировых новостей».
Мои отношения с этими молодыми людьми были отличными. Мы стали друзьями. Но это не отменяло того, что мы были обречены отвоевывать друг у друга ограниченный ресурс эфирного времени, а точнее, задания на крупные репортажи, а также возможность заменить основных ведущих, когда они куда-то уезжали.
Мои мысли постоянно бегали по кругу: «Сколько сюжетов я сделал на этой неделе?» Этот бег начался, когда я перебрался сюда из местных новостей, и теперь он перешел в ускоренный режим, но с новым оттенком личного отношения. Раньше я боялся, что меня растопчет кто-то из ветеранов, сейчас же меня обжигала вероятность оказаться хуже кого-то из ровесников. Каждый день я смотрел краткие изложения передач (компьютер составлял список сюжетов), чтобы быть в курсе, кто что делает. Если кто-то получал сюжет, который я хотел сделать, я чувствовал горячий поток возмущения, как будто вытекающий из солнечного сплетения.
Я получал данные.
Вейр готовит репортаж о выборах нового Папы? Мьюир замещает Куомо?
Из этого мгновенно вырабатывались далеко идущие выводы.
Это означает, что директор Х или ведущий Y ненавидит меня → моя карьера обречена → я сгину в трущобах где-нибудь в Миннесоте.
Иногда еще до того, как я успевал об этом подумать, я обнаруживал, что говорю совершенно неподобающие вещи по телефону кому-нибудь из руководства.
На наших регулярных встречах доктор Бротман внимательно выслушивал мои проблемы. У него тоже была непростая работа, полная конкуренции и переговоров с начальством больницы. Но он часто думал, что я явно слишком близко к сердцу принимаю внутренние события АВС. Согласно его теории, если раньше я использовал наркотики, чтобы заменить эмоции от войны, теперь я раздуваю переживания на работе, чтобы заместить наркотики.
Возможно. Я же всерьез верил, что заламывание рук и скрежет зубовный неизбежны в гонке за успехом, и не собирался оставлять идею «платы за безопасность».
* * *
Я продолжал бороться с последствиями панических атак, наркотической зависимости и усиливающимся давлением на работе. Я даже подумать не мог, что религиозные традиции, о которых я рассказывал в репортажах, могут оказаться хотя бы немного полезными для меня лично. Вера была для меня просто рабочей темой. Она не представляла для меня той же ценности, что и для верующих, не отвечала на вечные вопросы и не была связана с духовными потребностями.
При этом я продолжал работать над глубиной своих репортажей, оставляя без внимания острые моменты культурных войн. Я ездил в Солт-Лейк-Сити рассказать об Апостолах мормонской церкви, я разговаривал с главой викканской
[14]
общины в Массачусетсе, я даже делал репортаж о ежегодном собрании организации Американских Атеистов. По настоянию Вонбо мы сделали серию репортажей под названием «Проверка веры». В числе прочих там была история о том, как совет Унитарианской церкви в Калифорнии не мог решить, принять ли к себе человека, совершившего в прошлом преступление сексуального характера. Другой сюжет касался женщины-священника Англиканской церкви, которая после глубокого покаяния призналась в том, что она верит как в христианство, так и в ислам.
Я развивал тему духовного возрождения. Она была слишком сочной и богатой, чтоб ее пропускать. Знакомство с Тедом Хаггардом очень пригодилось при проверке точности и полноты моих репортажей. Он стал моим первым советником, когда мне нужны были ответы на вопросы о евангелистах. Он всегда был готов поговорить со мной без камеры и моментально отвечал на электронные письма.
Когда Пэт Робертсон публично заявил, что США должны послать «тайных агентов» для убийства венесуэльского диктатора Хьюго Чавеса, Тед единственный среди евангелистских лидеров ответил, что «Пэт выразил не христианскую мысль». Я проводил интервью с ним из нашего офиса в Нью-Йорке и видел Теда на экране по спутниковой связи из Колорадо. После окончания беседы мы обменялись любезностями, и Тед в дружеской манере посмеялся над уродливым зеленым галстуком, который был на мне прошлым вечером.
