– Как же из этого выбраться?
– Вы просто видите, что это очередная мысль. И, понимая это, Вы просто уже не связаны с ней.
От этого у меня заболела голова. Эта дорога определенно никуда не вела. Заметив, что Энтони не сводит глаз с часов, я решил сменить тему. И дальше Толле сказал то, что я посчитал его самым абсурдным высказыванием.
– То есть Вы никогда не злитесь, не раздражаетесь, не грустите – ничего негативного?
– Нет, я все принимаю так, как есть. Поэтому моя жизнь стала такой простой.
– А если кто-нибудь начнет душить Вас в Вашей машине?
– Ничего страшного. Это как порыв ветра. Я же не злюсь на ветер, он просто есть.
– И Вы готовы наслаждаться каждым моментом, даже если я начну забрасывать Вас дурацкими вопросами?
– Да. Ничего страшного.
– Не искушайте меня.
Вот сейчас он просто взорвался смехом – прямо всем животом, наклоняясь вперед на своем стуле, он даже почти закрыл глаза. И после этого он сказал: «Ну вот в такие искренние моменты становится приятнее». Искренние моменты? Кого он дурачил? Он хотел сказать, что никогда не бывает в плохом настроении? Его никогда ничто не беспокоит? Как можно было сидеть перед камерой и говорить такое? Конечно, звучало здорово, но с тем же успехом можно учиться летать.
– Я не до конца понимаю вашу теорию, потому что иногда думаю, что перемена в чем-то – техническая инновация или социальное движение – похожа на песчинку, которая попадает в раковину устрицы, и получается жемчужина.
– Ну да…
– Это устрица или какой-то другой моллюск? Неважно, вы все равно понимаете, о чем я.
Он снова посмеялся.
– Самое сильное изменение происходит из другого состояния сознания. Люди так восхищаются делом Махатмы Ганди, потому что он принес что-то новое в то состояние сознания, которое уже было в равновесии. Люди иногда верят, что если ты в равновесии, то ты не пойдешь куда-то дальше. Но это не так. Очень сильные действия происходят именно в такой ситуации.
– То есть, Вы говорите, не нужно сидеть на месте, смотреть на то, как все меняется или позволять кому-то душить вас в машине. Нужно понимать, что происходит прямо сейчас…
– И делать то, что необходимо, – сказал он, перебивая меня с необычной для него оживленностью. – Сделайте настоящий момент Вашим другом, а не врагом. Многие люди по привычке считают настоящее препятствием, которое нужно преодолеть, чтобы дойти до следующего момента. Представьте, что Вы всю жизнь так живете: в каждый момент вас что-нибудь не устраивает, и Вам обязательно нужно добраться до следующего. Это же постоянный стресс.
Ладно, это уже было вполне понятно. Например, в моем случае с инаугурацией я мог просто принять свою неудачу как данность и поговорить с начальством, возможно ли это поменять, вместо того чтобы закатывать истерики и бросаться снарядами во все стороны.
Сидеть рядом с Толле было все равно что смотреть экранизированную версию его книг. И живьем, и на бумаге он все время перемещался между грандиозными идеями и непостижимыми заявлениями об идеальном спокойствии.
К этому моменту интервью длилось уже очень долго. Фелиция, вечная любимица публики, заметно нервничала. Она извиняющимся тоном сказала Толле и Энтони, что нам очень нужен «кадр на ходу» – съемка того, как мы с Толле идем по улице или где-нибудь еще. Все согласились, что эта просьба вполне приемлема.
Мы спустились на лифте в холл, где я остался поговорить с Толле, пока Фелиция вместе с командой пошла на лицу найти подходящее место для съемки. Иногда после интервью люди становятся более дружелюбными. Они чувствуют облегчение от того, что интервью закончилось, и им кажется, что они немного знают журналиста. У Толле настроение совершенно не изменилось. Он вышел с той же приятной невозмутимостью. Я спросил о его возрасте, и он ответил, что ему 62. Когда же я отметил, что он выглядит моложе, он важно сказал, что он существенно не изменился с того момента, когда у него произошло просветление. Тогда ему было 29. Очередной крутой поворот в сторону сумасшедшего дома.
Cюжет попал в эфир через пару недель сразу в двух программах – «Мировые новости в субботу» и «Ночной контур». Реакция моих коллег была неоднозначной. Некоторые обозвали Толле законченным психом, а некоторые сказали, что он странным образом увлекает. Например, моя подруга Жанмари сравнила его с «рождественским поленом»
[19]
– вначале скучно, а потом захватывающе.
Я же после этой встречи остался в некоторой растерянности. Я не думал, что этот человек – просто мошенник. Я разговаривал с разными проходимцами – проповедниками наживы, работорговцами и последователями Саддама Хуссейна, которые клялись остановить вторжение США. Этот парень совершенно не имел той ауры «я негодяй, и я это знаю». А может быть, он и сам был в заблуждении? Невозможно сказать.
Вообще-то я остался с тем, с чего начинал, когда открыл первую книгу Толле – та же смесь воодушевления и разочарования. Толле показал источник моей изматывающей нервотрепки. Но он не ответил на мои весьма агрессивные вопросы. Каким образом избавиться от голоса в голове? Как оставаться в Сейчас? Возможно ли вообще сбросить груз нарциссизма? Можно ли остановить внутренний сталинизм и не спать при этом на лавке в парке? Я не мог успокоиться. Я словно встретил человека, который сказал, что на мне волосы горят, но при этом отказался дать огнетушитель.
Мне внезапно стало ясно, что я уже три года ищу что-нибудь, чтобы утихомирить свою голову. С самого первого визита к доктору Бротману. И теперь слепой поиск превратился в осознанную погоню. В конце концов, я бы нашел все ответы. Но дальше начали происходить еще более странные вещи.
Корпорация «Счастье»
Первое, что бросалось в глаза – очки со стразами. Потом запах – будто этот человек только что вышел из салона красоты после двухчасового массажа.
Я встретился с Дипаком Чопрой через 6 недель после интервью с Экхартом Толле. Все эти 6 недель я думал об эго и его ворчании. Встреча с Чопрой – другой звездой самопомощи – была несколько спонтанной. Я назвал это счастливой случайностью, Чопра сказал бы, что это карма.
Меня попросили слетать в Сиэтл, чтобы провести для «Ночного контура» дискуссию («Очную ставку», как это называли после ребрендинга). Ее название было очень изощренным: «Существует ли Сатана?». Чопра, как у нас принято говорить, – друг телевидения – должен был доказывать, что нет, вместе с епископом церкви пятидесятников, который потерял большую часть своей паствы после публичного обсуждения существования Сатаны. С ними спорили толковый местный пастор и бывшая проститутка, которая возглавляла евангелическую группу «Уличные девки за Иисуса».
