Живи в покое.
Я понимаю, что регулярные медитации должны были натренировать осознанность, а метта – развить способность к состраданию, но я мог вырабатывать только скуку, высокомерие и неполноценность. И это ставило под сомнение мое величие духа. Если бы я был хорошим человеком, я бы сразу проникся любовью, правда? Если бы я был хорошим мужем, не поехал бы я на пляж с Бьянкой? Спасибо Вам за это огромное, Спринг.
День четвертый
Сегодня мне исполняется 39. Я уверен, что это худший день рождения из всех.
Утренняя медитация представляет собой эпическую битву со сном. Я чувствую, как сонливость потихоньку скатывается с моего лба. Меня одолевает желание погрузиться в это забытье.
Вторая сидячая медитация – это просто праздник боли, слюны, кашля и ерзания. Мое сердце колотится. Я сглатываю, шмыгаю носом и шевелюсь на стуле. Жар заливает мне щеки. Наверное, я свожу с ума сидящих рядом людей. Попытки включить осознанность ни к чему не приводят – я начинаю забывать, что это вообще за осознанность такая. Чистая пытка, сынок.
За пределами медитационного зала я еще более несчастен. Большинство моих мыслей вертятся вокруг того, как пережить здесь еще 6 дней. Я признаю, что часть большой цели ретрита – научиться систематически отметать в сторону все то, с помощью чего мы отгораживаемся от так называемой «боли существования». С ней можно справиться только одним способом – заключить пакт с настоящим моментом и отбросить привычку постоянно тянуться к следующему пункту плана на день. И все же мне не удается сделать это.
Интересно, видят ли люди со стороны мою борьбу. Все здесь выглядят умиротворенными, некоторые даже выглядят нарочито осознанными. На моем этаже живет парень, которого я все время вижу только в замедленном движении.
Я-то надеялся, что к этому моменту станет легче. Все это гораздо хуже, чем смена часового пояса. Я начинаю беспокоиться, что вернувшись домой должен буду рассказывать всем – Бьянке, Марку, Сэму – что не справился.
Я поднимаюсь этажом выше зала для медитаций для последней на сегодня вечерней медитации при ходьбе. Я стараюсь сосредоточиться на простой вещи «поднять, переместить, поставить», а мой разум мечтает о том, как я буду смотреть телевизор, есть печенье и спать. В какой-то момент я поднимаю глаза и вижу статую Будды. Я посылаю ему следующее мысленное послание: «Да пошел ты».
День пятый
Я просыпаюсь, и я в отчаянии.
Меня поглотили сомнения, я серьезно думаю о возвращении домой. Я не уверен, что выдержу еще один день. Мне нужно с кем-то поговорить, мне нужна помощь. Но сегодня у меня нет встречи с Гольдштейном, единственная возможность – Великая и Ужасная Спринг.
Вообще-то Спринг – только помощник преподавателя, поэтому она не должна присматривать за кем-то из йогов во время ретрита. Но она все равно повесила на доске листок для записи к ней на консультацию. Без долгих раздумий я иду и записываюсь.
В назначенное время я вхожу в маленький кабинет, где она принимает людей. Спринг с улыбкой сидит, завернувшись в шаль. Она выглядит ужасно чопорной. Мне кажется, что у нас с ней даже нет инструментов для общения друг с другом, как будто мы разные биологические виды. Как если бы ящерица пыталась поговорить с козой.
Но все равно я бросаюсь излить свои душевные терзания. «Я отдаю этому все, что у меня есть, – говорю я, – но ничего не получается. Я не знаю, смогу ли справиться. Это просто какая-то война».
Она начинает отвечать и говорит как нормальный человек, а не тем смешным голосом. «Вы слишком стараетесь», – говорит она, прямо и твердо ставя диагноз. Это классическая проблема людей на первом ретрите. Она советует делать то, что я могу, ничего не ожидать, принимать все, что приходит в голову, и «смириться». «Здесь все наоборот, – говорит она. – В обычной жизни мы делаем что-то и ожидаем результата, а здесь мы сидим с тем, что имеем».
Она говорит, что видела уже нескольких йогов в смятении, некоторые даже плакали. Это вызывает у меня ощущение, ничуть не похожее на метта: во мне поднимается волна успокаивающего злорадства. Ну что ж, хотя бы некоторые из этих зомби не так спокойны, как кажутся.
Я снова смотрю на Спринг, на ее волосы, падающие на шаль. Я понимаю, что эта женщина – очередная жертва моих суждений. Спринг на самом деле очень крутая, а я идиот. Она права – я не сложный, я просто слишком стараюсь. Я готов расплакаться от чувства благодарности.
На следующую сидячую медитацию я вытаскиваю стул из комнаты на балкон в конце коридора. Я решил снизить громкость и перестать барахтаться. Я просто сажусь и «смиряюсь» с тем, что происходит.
Я слышу, как вдалеке другие йоги идут в зал для медитаций. Потом становится очень тихо. Я сажусь, как обычно думая о своем дыхании. Ничего особенного. Черт с ним, попробуем.
Через несколько минут что-то происходит. Нет никакой красивой музыки, яркого света с небес. Как будто ты нашел радиостанцию через несколько дней попыток настроиться. Я внезапно позволяю вниманию останавливаться на том, что находится в поле зрения.
Боль в шее.
Боль в колене.
Самолет над головой.
Пение птиц.
Шелестение листвы.
Ветерок на моем плече.
Мне очень нравится бросать кешью и изюм в овсянку на завтрак.
Шея. Колено. Шея. Шея. Колено, колено, колено.
Приступ голода. Шея. Колено. Руки коченеют. Птица поет. Колено. Птица, птица, птица.
Кажется, я знаю, что происходит. Такое состояние называется «постоянное присутствие». Учителя рассказывали нам об этом. Это серьезное дело, связанное с тем водопадом, о котором шла речь. Если ты достаточно хорошо сконцентрировался, ты можешь просто подумать о дыхании и «открыться» всему. Именно это со мной и происходит. Каждый «предмет» просто «возникает» в сознании, я сосредоточиваюсь на нем с ощущением полной ясности, пока его не заменит что-то другое.
Никаких усилий, это происходит само собой. Все происходит настолько легко, что мне кажется, что я где-то жульничаю. Я чувствую себя импровизатором, джазовым музыкантом. А ведь мне даже не нравится джаз.
Боль в спине.
Забавные огоньки, которые появляются, если очень сильно зажмурить глаза.
Ужасно чешется нога.
Колено. Колено, колено, колено.
Зуд, колено, спина, зуд, зуд, зуд, колено, самолет, шелест деревьев, ветер на коже, колено, колено, зуд, колено, огоньки, спина.
А потом я слышу нарастающий громкий шум. Он приближается.
Теперь он очень громкий, он похож на звук, с которым в фильме «Апокалипсис сегодня» из-за горизонта появлялись вертолеты.
Он прямо передо мной.
Я открываю глаза. В метре от меня в воздухе зависла колибри.
