– Без понятия. Найдите самые свежие записи с пятого этажа и отматывайте назад.
– Будет сделано.
– Вы уверены, что ночные пленки не восстановить?
– Они каждое утро переносили материалы на сторонний сервер, но вчерашние пропали при аварии. Боюсь, ничего не сохранилось.
– Ладно, работайте с тем, что есть.
Линдел нажал отбой и направился к нам с Мэттсоном. Я честно постарался скрыть вздох облегчения.
– Мы тебя больше не держим, сынок, – сказал он. – Но если можешь, загляни с нами в лабораторию.
– Конечно, – кивнул я, надеясь, что не обнаружу там следов вчерашнего побоища.
К счастью, так и оказалось. Если не считать сломанных клеток, ничто в лаборатории не напоминало о двойном убийстве. Они даже затерли кровавую лужу, натекшую из жертвы Рико.
– Где тебя держали? – спросил Мэттсон.
Я указал на одну из уцелевших клеток.
– Но я пробыл здесь недолго, – соврал я. – Мы стояли с двумя… докторами… посередине комнаты, когда вдруг погас свет и все вышло из строя. Они бросились к дверям, я за ними. В такой неразберихе им было не до меня.
Похоже, такое объяснение всех удовлетворило. К счастью, никто не заподозрил, что в покосившихся клетках виноват я. Может, им даже в голову не пришла такая мысль. А может, увиденное в морге подкосило агентов настолько, что осмотр лаборатории стал простой формальностью.
– Сегодня ты можешь собой гордиться, – серьезно сказал Линдел.
– Я провожу его наверх, – предложил Мэттсон.
Шеф кивнул и снова скрылся за дверью морга.
– Нужна помощь? – спросил Мэттсон.
Я хотел помотать головой, но он уже приобнял меня за плечи и осторожно направил к выходу.
– Поезжайте с мамой домой. Все остальное может подождать. Сдается мне, ближайшую пару дней мы будем чертовски заняты.
– Хорошо бы, – кивнул я. – В смысле, вернуться домой и выспаться.
– Я бы тоже от такого не отказался…
Я задумался, как разительно переменился Мэттсон с нашей первой встречи. Какая же его сторона была настоящей? Вероятно, обе.
– Хуже всего то, – вдруг сказал он, когда мы поднимались по лестнице, – что им почти наверняка удастся выйти сухими из воды.
Я бросил на него ошарашенный взгляд.
– Угу. Мы давно держали «ВалентиКорп» на прицеле из-за пары скользких делишек, но эти контракты с правительством связывали нам руки. До сегодняшнего дня у нас были только слухи и подозрения – ничего, что мы могли бы реально им предъявить.
– Но те дети…
– Пойми меня правильно. Чьи-то головы непременно полетят. Но в долгосрочной перспективе? Утрутся и примутся за старое.
– Вы хотите сказать, что они продолжат похищать детей и… препарировать их?
Мэттсон пожал плечами.
– Чертовски надеюсь, что нет. Но когда ты поднимаешься до определенного уровня пищевой цепи, начинают действовать другие законы. Мы смогли вмешаться только потому, что им хватило дурости свалить вину за твое похищение на ФБР. Сейчас мы получили карт-бланш на расследование, но шлагбаум опустится очень скоро.
– Почему вы мне это рассказываете?
Мэттсон обернулся и пристально на меня посмотрел.
– Шеф прав. Сегодня ты герой и можешь собой гордиться. Но расслабляться нельзя. Мы до сих пор не знаем, чего они от тебя хотели. А это значит, что они в любой момент могут сменить личину и снова явиться за тобой или твоими приятелями.
– Мы не Зверлинги.
– Ну да, а я балерина. Слушай, меня реально напрягает, что вы шляетесь тут без присмотра и калечите себя и окружающих. Но то, что творилось в этой лаборатории, меня напрягает гораздо больше. Я так даже с соседской шавкой не поступил бы. А эта тварь давно просится в шашлык.
– Можно спросить?
– Валяй.
– Чем ФБР отличается от «ВалентиКорп», если вы точно так же похищаете детей с улиц и запираете на военно-морской базе?
– С чего ты взял?
– Бросьте. По ящику каждый час крутят рекламу этой вашей «программы адаптации». Я здесь живу. Все знают, куда вы их увозите.
Мэттсон медленно кивнул.
– Ладно. Судя по тому, что мне рассказывали, разница принципиальная. И у меня нет причин не верить начальству. Если Зверлинг представляет опасность для себя и других или сам просит о руководстве… Не смотри на меня так, некоторые нам реально звонили. Например, твой друг Дэнни…
– Он мне не друг.
– Понимаю. Этот сопляк напрашивается на хороший поджопник. Но правда в том, что мы всего лишь пытаемся обеспечить им безопасность и научить управлять своими способностями. Это не база Гуантанамо
[14]
. Скорее уж школа-интернат.
– Тогда почему ваши подопечные хотят оттуда сбежать?
Мэттсон угрожающе сощурился.
– Как я уже сказал, – медленно повторил он, – некоторые Зверлинги себя не контролируют, и мы изолируем их для всеобщего блага. Чтобы они не покалечили себя или других.
Я вспомнил про Диллона, который так боялся отправки на базу, что предпочел покончить с собой, – и спокойно вернул Мэттсону его взгляд.
– И как успехи? Многих спасли?
Глаза агента сверкнули яростью, но вспышки так и не последовало.
– Я не собираюсь с тобой спорить, – ответил он. – Только не сегодня. Не после всего, что мы здесь нашли. Но поблажки когда-нибудь закончатся. Просто не суй нос, куда не следует, если не хочешь проблем.
– С вами?
– С ФБР. Ничего личного, – и он ускорил шаг. – Твоя мама уже заждалась, наверное.
Наконец мы выбрались в вестибюль. Я направился было к выходу, но он придержал меня за плечо.
– Погоди минуту. Я выйду первым и дам «пресс-конференцию», – последнее слово он взял пальцами в кавычки. – Когда на меня бросятся папарацци, бочком протиснись к маме, и убирайтесь отсюда. Если повезет, сможешь немного передохнуть дома. Я бы дал вам сопровождение, но это все равно что повесить на тебя табличку «Смотрите, герой дня». Справишься со славой?
– А у меня есть выбор?
Мэттсон покачал головой.
– Боюсь, что нет. Сами боролись за свободу печати.
– Неужели нельзя сделать, чтобы они оставили меня в покое?
– Ну, можешь воззвать к их человечности, – и Мэттсон одарил меня невеселой улыбкой. – Просто подожди. Через пару дней ты станешь старой новостью, и они присосутся к кому-нибудь другому.
