В дом ввалились три человека в темных дешевых одеждах…
* * *
Как ни уговаривал Пашков Урбаса, тот пропускал уговоры мимо ушей и, упрямо шагая к машине, говорил идущему за ним капитану:
— Все, все, не могу и не хочу больше ждать. На месте будем разбираться!
— Но, Павел Давыдович, желательно выяснить, что за тип этот Залесский. А если он связан с криминалом?
— Не боюсь я ваших доморощенных криминалов, — усмехнулся Урбас, открывая дверцу внедорожника.
— Напрасно. Вы их либо спугнете, либо они вас скрутят. Павел Давыдович, поймите, надо знать, к кому мы едем, и предусмотреть по возможности все неприятности.
— Но вы-то поедете со мной? У вас есть пистолет, удостоверение? Это и будет нашей защитой.
Что тут будешь делать? Пришлось Пашкову залезть в салон авто и сопровождать Урбаса. Впрочем, не думал он, что возникнет прямая угроза, спорил по единственной причине: перестраховка. Как же без нее? Иногда и один процент перевешивает все сто. Бдительность и предусмотрительность никому еще не помешали, в его же работе это главный принцип. Но, как говорится, хозяин — барин, в данном случае первую скрипку играет, конечно, Урбас.
Они подъехали к особняку, остановились, вышли только Павел Давыдович и Пашков, парни остались в машине. Дверца в ограде оказалась чуть приоткрытой, следовательно, хозяин дома, Урбасу не терпелось с ним встретиться, он и поспешил к дому, а капитан задержался. Осмотрел кованую дверь — собственно, ничего странного в ней не было, кроме одного: домик далеко не сиротский, а кодового замка нет. Очень нетипично. Он взлетел на крыльцо, где стоял слегка озадаченный Урбас.
— Никто не отвечает, не открывает, — произнес разочарованно Павел Давыдович. — Мы никого не застали.
— Нам известно место работы, — напомнил Пашков. — И не одно. У Залесского много фирм.
— Так поехали в офис сначала, управляет-то он из офиса, так?
И Урбас быстро спустился по ступенькам, капитан догнал его с неприятным известием:
— Только сегодня суббота, Павел Давыдович.
Бедный Урбас остановился, он был необычайно огорчен и абсолютно не похож на того уверенного в себе человека, каким его запомнил Пашков при первом знакомстве. На лице, обтянутом смуглой кожей, резко обозначились носогубные складки, отчего физиономия приобрела выражение обиды. Да, ожидания не оправдались, а он, судя по всему, привык к безукоризненному исполнению как желаний, так и ожиданий. Пашков грешен: позавидовал ему, а ведь зависть — дело абсолютно бесперспективное.
— Давайте приедем вечером, возможно, застанем хозяев, — предложил он.
— Хозяев? — заострил внимание Урбас.
— Я разве не говорил? У Залесского есть жена, дети.
— Хорошо, — двинулся по натоптанной дорожке к выходу Павел Давыдович, — подождем до вечера. Недолго осталось, верно?
Они вышли за ограду, правда, Пашков на всякий случай сделал метку: ступней ноги разровнял снег у дверцы. По отпечаткам хотя бы ясно станет, заходил кто во двор или действительно домик пуст. Кстати, не исключено, что Урбасу сознательно не открыли, окна-то во двор выходят, двух незнакомых мужчин могли заметить внутри дома. Короче, будущее покажет, что тут к чему.
* * *
Пашков был недалек от истины — им сознательно не открыли, но не хозяева. Когда Урбас и Пашков уходили, белобрысый молодой человек с белой кожей, наверняка никогда не видевшей загара, смотрел в глазок, держа наготове пистолет, — явно не травматику. Двое других направили дула своих пушек на компанию, сидевшую на диванах и креслах.
Как только парни ворвались, сразу же рассыпались по дому, заглядывая во все комнаты. Разумеется, они нашли подпольщиков в библиотеке, вытолкали в гостиную, заставили занять места на диванах. Безоружным пришлось подчиниться — так советовал Алик, чтобы не злить вооруженных людей.
— Наверное, это был Миша, — тихо шепнул Юле Алик.
— Мишка? — переспросила шепотом она, почесывая нос и таким образом закрывая свой рот. — Мой друг?
— Угу. Мы договорились, что он придет с утра, но не пришел.
— И хорошо, что не пришел утром, сейчас бы сидел с нами, а у него жена вот-вот родит, девчонка совсем.
Щелоков возлежал в кресле, запрокинув голову и закрывая нос мокрым платком, который смочила Влада здесь же, плеснув на него водой из эксклюзивного кувшина абстрактной формы. Пока два налетчика убежали к окнам, дабы убедиться, что звонившие убрались восвояси (третий остался и держал всех на мушке), в гостиной тихо переговаривались заложники.
— А вы, господа, обманщики, — констатировал Щелоков с чувством оскорбленного достоинства. — Ваня, какая приятная неожиданность: ты жив и даже здоров. Кто же взорвался? Это что, спектакль был? А, Ваня? С какой целью?
Иван многозначительно молчал, хмуря лоб и посапывая.
Юля залезла на диван с ногами, куталась в махровый халат и тоже — ни слова, собственно, меньше всего ей хотелось бы в эту минуту говорить с Саней. Стоило ей представить секс с Саней, она невольно передергивала плечами от отвращения.
Влада сидела рядом с ней, подложив под свои бедра ладони и опустив голову, она думала, что пришли убийцы Милы, и тряслась от страха, что скоро придется и ей расстаться с жизнью. Сохранял самообладание лишь Алик, возможно, только внешне.
— Теперь, Юла, понимаю, почему ты вела себя неадекватно, — продолжил занудливым тоном Щелоков. — Должен признать, актриса ты великолепная. Иван, какого черта не поставил домофон на ворота, а? Я бы сейчас не торчал здесь с разбитым носом. Или, по крайней мере, сюда не ворвались бы… эти молодые, здоровые, крепкие и наверняка не обремененные интеллектом пацаны.
Уловив в его речи непонятный намек на что-то очень плохое, молодой человек с пистолетом направил в него ствол, предупредив:
— Поменьше базарь, мужик, не серди меня.
— Не, не, не, я так просто… гипотетически.
Щелоков покрутил рукой в воздухе, затем проверил платок, на нем крови было мало, он перестал прикладывать его к носу. Очень тяжелая зависла пауза, пауза ожидания, а ждать даже поезда считается делом нудным. Что же говорить о паузе под дулом пистолета? Через некоторое время Юля подала голос:
— Вот к чему приводит жадность. Я миллион раз говорила Ваньке: поставь домофон, поставь! Года два — точно.
— Не хватало времени, — бросил он.
— Неужели? — хмыкнула Юля. — Меньше бы по ресторанам шатался с любовницами.
— Хватит! — яростным шепотом огрызнулся муж. — Хватит меня подначивать, мы все равно разводимся.
— Если выживем, — уточнила Юля.
Вернулись два боевика жалкого вида: в куртках с вещевого рынка, куда свозят подпольно сшитую продукцию китайцы с корейцами, и в черных шапочках, обтягивающих убогие черепа. Старшему из них лет тридцать, двум не более двадцати пяти, но типаж у них один — тупая машина. С ними желательно держаться, словно находишься среди диких и голодных собак: резких движений не делать, громко не говорить, не выказывать превосходства, снобизма и — боже упаси — неуважения. Да, особенно гамадрилы любят уважение, при этом не уважают никого, только превосходящую силу.
