Старший стал, широко расставив ноги, за ним выстроились два парня. Он каждого осмотрел по отдельности, затем произнес низким голосом:
— Кто из вас Залесский?
Неизвестно, зачем он так внимательно рассматривал женщин, если ему нужен мужчина, возможно, плохо различал женский и мужской пол. Ну, если судить по неандертальской внешности, парень вряд ли способен что-то различать, программа в него заложена другая — проще.
Иван молчал, не зная, чем ему грозит признание, но женщины украдкой перевели взгляды на него, Старший это увидел и уточнил, обращаясь к хозяину дома:
— Ты?
— Ну, я, — вздохнул Иван, предполагая, что пришел ему конец.
— Где шеф?
— Какой шеф?
— Наш. Георгий Вартанович.
— А… — протянул Иван, затем развел руками и со скорбью в голосе признался: — Сожалею, но Георгия Вартановича нет.
— Как это нет? А где он?
Снова вздохнув, Иван лишь показал ладонями, куда улетел шеф, одновременно воздев очи к потолку. Но Старший оказался тормозом:
— Че-то я не понял.
— Погиб твой шеф, — пояснил Алик. — Взорвали дачу Залесского, там находился твой шеф и не только он, все взлетели на воздух.
— А че этот тогда жив? — указал Старший на Ивана. — Раз его дачу взорвали?
Пришлось Ивану объяснять, как было дело, Старший слушал внимательно, ловя каждое его слово и одновременно перерабатывая сказанное в уме, что давалось ему с трудом. Но у Ивана появилась крошечная надежда: может быть, его не пристрелят эти урки, раз не пристрелили сразу.
* * *
Палату постепенно заполняли сумерки, хотя еще даже не вечер по времени, но зимой темнеет рано. Пухлая рука Розы неторопливо достала из сумки банку простокваши и поставила на стол, потом три упакованных булочки… Одна упала на пол, женщина с трудом и кряхтеньем наклонилась (лишний вес утяжеляет и жизнь), подняла булочку и взглянула на Бобика. Он спал. Роза положила поднятую булку рядом с остальными, затем два банана вынула и небольшой термос с широком горлышком. Вот и все, дела больше нет, а муж не проснулся. Роза повернула голову и уставилась в окно, сложив на животе руки, но ничего, кроме голых веток деревьев и серого неба, не видела. Чтобы увидеть жизнь на земле, нужно встать со стула и сделать пару шагов к окну, но Роза осталась сидеть. А хотелось посмотреть вниз хотя бы потому, что это какое-то развлечение, но она даже не пошевелилась. Роза смотрела на голые ветки, в которых не было и доли привлекательности, пока ей не надоело. А надоело ей скоро, и она сказала, не меняя позы, не убирая глаз от темневшей серости за окном, иссеченной ветками:
— Я принесла суп. Твой любимый.
В ответ — поразительная тишина, будто в палате никого нет, разбавилась тишина смехом в коридоре и быстрыми шагами. После короткой паузы Роза стала собираться: сложила целлофановые пакеты, забрала пустой термос и грязную салфетку, все кинула в сумку. Сборы закончились. Роза поднялась со стула и в упор посмотрела на мужа долгим укоризненным взглядом, но он-то не видел, так как лежал с закрытыми глазами и, казалось, не дышал. Словно покойник.
— Ты же не спишь, — тихо произнесла Роза, однако и после этого муж даже не шевельнулся. — Ну ладно. Завтра приду… Пока, Бобик.
Она стремительно ушла, не оглянувшись.
Борис услышал, как закрылась дверь, и приподнял веки чуть-чуть, сквозь приспущенные ресницы оглядел палату. Роза могла обмануть: нарочно хлопнуть дверью и остаться, потом шипела бы до самого отбоя — ему это надо? К его счастью, она действительно ушла. Борис потянулся, так как залежался, потом протянул руку к тумбочке и взял термос для первых-вторых блюд. Сняв крышку, понюхал, но не растаял от запаха, как тают голодные люди, предвкушая дивную трапезу, кстати, Роза неплохо научилась готовить. А Борис был голоден, больничная еда ему не нравилась, поэтому он взял ложку и начал есть, приговаривая:
— Любимый суп… хм! Ненавижу твой суп. Столько лет ты меня им кормишь, кормишь… Приелся. И тебя ненавижу, ты мне тоже приелась. И домой не хочу, ненавижу нашу квартиру, там все тобой дышит… Ненавижу твой запах, твои усики, твой смех…
Суп он ел, скорее, по привычке, жену тоже воспринимал по привычке до Нового года, а вот потом нечто изменилось в его мировоззрении и появилось жгучее желание изменить привычки.
19
Михаил соскочил с подножки троллейбуса и побежал к переулку, торопясь, как на пожар, по отшлифованному тротуару, иногда он скользил сразу на двух ногах и взмахивал руками, управляя равновесием. Не мог он приехать утром, никак не мог, но, сколько ни звонил Алику, тот почему-то не брал трубку, сейчас Михаил терялся в догадках: почему? Ведь договорились встретиться и, если одна из сторон не явилась на важную встречу, вторая сама должна побеспокоиться, в чем дело, и звонить, а от Алика не было ни одного звонка.
Повернув в переулок, Михаил пригасил скорость, пока не привык к мистическому сумраку, нереальному, так как это центральная часть города, а вокруг — урбанистический апофеоз: мелькание света, шум, толкотня и ощущение тесноты. Но здесь безлюдно и тихо, словно ты попал в девятнадцатый век с замедленным ритмом и размеренной жизнью, впрочем, в Юлькином переулке всегда тихо, даже ветер сюда редко залетает.
Михаил добежал до ограды, горел свет в доме, значит, все в порядке, тем более странно — почему Алик не брал трубку. Он отворил дверцу, называемую в народе калиткой, и вошел во двор. Как человек аккуратный во всем, Михаил проверил, надежно ли запер дверцу, — надежно. Дорожку он промахнул быстро… теперь крыльцо… звонок. Надавил пальцем на клавишу и ждал…
Никто не поспешил к нему, пришлось нажать на клавишу звонка еще раз и ждать… ждать… Звук довольно сильный, в доме народ есть, раз свет горит, — так в чем же дело? Михаил нажал на клавишу, палец не убирал — пусть звонит без конца. И звонил звоночек, звонил…
— Да что такое! — психанул Миша. — Если бы не Юлька, я…
Конечно, ушел бы после первой же попытки попасть в этот дом, который ассоциировался с Иваном, следовательно, отталкивал. Он решил предпринять последнюю попытку, заколотил в дверь и закричал:
— Алло, Алик!.. Открой, это я, Михаил!
Щелкнул замок… и только. Дверь никто не открыл, Михаил не гордый, сам способен. Он шагнул в прихожую, никого не встретив, секунду спустя заметил: в гостиной сидит народ, смотрит в его сторону… как-то так странно смотрит.
— Ребята, в чем дело? — идя в гостиную, заговорил Михаил слегка повышенным тоном, так ведь злость разобрала бы даже ангела! Держать его у порога — это же издевательство. — Почему у вас загадочный вид?.. Юля?! Ты здесь?! Интересно. А мне Алик сказал…
— Ты проходи, проходи, — послышался сзади незнакомый голос, но с каким-то хозяйским оттенком, одновременно в плечо толкнула мужская сильная рука. — Ты так рвался сюда, я решил, что тебе очень надо. Выбирай место и садись.
