– Садитесь, Ахмедов, – велел Храпов. – Есть какие-то просьбы, замечания?
– Почему вы спрашиваете? – удивился Хан. – Вы теперь не мой следователь.
– Потому что хочу знать. И потому, что я все еще заинтересован, чтобы вы остались живы.
– До суда, – закончил мысль следователя Хан.
– Почему же? Вы наемный убийца, вы за деньги убиваете людей. Это преступление по всем канонам страшное, а вы возвели его в ранг ремесла. Лично я хочу, чтобы вы не умерли раньше времени, а понесли наказание по закону. А по закону вам светит пожизненное заключение. Это было бы справедливо.
– Тут я на вашей стороне, – без улыбки пошутил Хан. – Почему-то очень хочется выжить. Природу не обманешь, ей видней. И в самых страшных условиях человеку хочется жить. Хоть хромым, хоть слепым, хоть каким. Лишь бы дышать, ощущать сердцебиение.
– Я понимаю, что вы очень любите жизнь, Ахмедов. Вы хорошо зарабатывали и могли себе позволить любые удовольствия.
– Вы забыли, – напомнил киллер, глядя в стену над правым плечом следователя. – Я почти ничего не тратил. Все, что я зарабатывал, ждет совершеннолетия моей дочери. Вы обещали не вносить это в протокол допроса. Никто не знает, что у меня есть дочь, никто не знает о ее матери. И не узнает. Тут я тверд и даже готов пожертвовать жизнью.
– Ладно вам, Ахмедов, я пришел поговорить о другом. Вы можете не ответить, но в обмен на мою честность, в обмен на то, что я неподкупен и вы до сих пор живы, прошу ответить на ряд вопросов.
– Я согласен с вашими доводами. – Наконец-то какие-то эмоции появились в глазах киллера, он посмотрел на следователя с интересом. – Я вам в самом деле благодарен. Только вы учтите, что есть вещи, о которых я, да и любой бы на моем месте, говорить не стал бы.
– Учту. Что вы знаете о некоем воре по кличке Сеня Морячок? Специалист по кражам из ювелирных магазинов, скупок, ломбардов, квартир коллекционеров.
– Куда пойдут эти сведения?
– Вы же видите, что я ничего не записываю. В любом случае они останутся в категории оперативной информации. То есть без конкретного авторства.
– А кто вам мешает сделать запись на диктофон?
– Честное слово, которое я вам сейчас даю. Никаких записей, никакого упоминания о ваших словах.
– Удивительно, но о вас говорят, что вы не врете даже уголовникам.
– Разумеется. Врать вообще нехорошо, а уж обманом служить закону – это низость, а я себя уважаю как специалиста. Ну, слышали вы что-нибудь о названном мною уголовнике?
– Остается еще один момент – это мой кодекс чести, который у меня есть, как и у вас.
– Я понимаю, – вздохнул Храпов. – Сеня Морячок недавно был убит при очень загадочных обстоятельствах. А еще Сеня имел дела с преступниками в полицейских погонах. Тот, кто его убил, сделал это, чтобы скрыть следы их дружбы и совместной криминальной деятельности. Так что ваша честь, Ахмедов, не пострадает.
Киллер впервые за все время разговора слегка улыбнулся уголками губ. Значит, удалось его убедить, значит, он про Морячка что-то знает, раз сразу не стал отнекиваться. Связи у Ахмедова были обширные в криминальной среде, только вот в той среде никто не знал о его ремесле, и заказы он получал очень хитрым способом, который практически исключал его контакт с заказчиком. Храпов был даже уверен, что Хан действительно не знает заказчика.
– Все, что я знаю, а знаю я мало, – заговорил Ахмедов, – говорит о том, что Морячок шерстил по «рыжью» и не сбывал его через местных барыг. Его подельники свои куцые доли сбывали, а он нет. Поговаривали, что за ним кто-то из полиции стоит, но я всегда думал, что это пустой треп завистников, а, судя по вашим словам, – это правда. Тогда остается верить в то, что Сеня сбывал ворованное через этих… полицейских. Точнее, через кого-то, у кого были хорошие связи. Скорее схема была через таможню и за границу. Ближнее или дальнее зарубежье. Но это мои выводы из того, насколько я знаю московскую воровскую среду.
– Если многие знали или догадывались, что Сеня Морячок имеет дела с полицией, почему же его не убили ваши сторонники и ярые поборники воровских законов?
– Убили же, – резонно ответил Хан.
– Вы считаете…
– Не утверждаю, но почему нет? Хотя вы правы в том, что за такие дела убили бы раньше. А раз не трогали, значит, кто-то из авторитетов имел в этом деле интерес. Или боялись трогать из-за его «крыши». А вообще-то для вас, думаю, не секрет, что криминальный мир давно сросся с государственной структурой. Помощники депутатов – уголовники, в депутатах уголовники, у полковников полиции «шестерят» уголовники, у главы администрации своя личная банда, в которой половина уголовников, а половина полицейских, бывших и настоящих. И чиновники очень высоких рангов получают свою долю с криминального бизнеса. Вы знаете, что сейчас самое доходное?
– Конечно, – пожал плечами Храпов, – торговля наркотиками, торговля алкоголем и сигаретами, торговля сексуальными услугами.
– Вот! И тут Сеня с его покровителями ни в чей супердоходный бизнес не влезал и никому дорогу не переходил. У них было свое дело и свой канал. Я так считаю, но всю эту логику развел здесь потому, что вы спросили, а я подумал немного с высоты своего опыта.
Хана увели, а Храпов еще с полчаса сидел, ходил по комнате допросов, размышляя о том, на что ему Ахмедов открыл глаза. Об этом стоило подумать самому и чуть раньше. Все ведь лежит на поверхности, все практически очевидно. И близко к этому Сене не подойдешь, потому что никто не был с ним близок, не подпускал он к себе никого. Если верить слухам, то Сеня залег «на дно». А если просто никто не знал, где и как он воровал? Ведь он сбывал золото по своим хитрым каналам, о которых тоже никто не знал.
Был момент, когда Храпов думал, что Сеня Морячок – хитрый агент кого-то из оперативников уголовного розыска. Может, даже сам оперативник, который решил внедриться таким способом в среду воров. Но потом у него появились очевидные доказательства, что Сеня все-таки крал. Иногда привлекал подельников и делился с ними честно. Получалось, что он или выжидал чего-то, какого-то крупного дела, и не светился с мелочовкой, или продолжал воровать в одиночку, и никто не знал, где.
Потом Храпов посмотрел на часы, вспомнил, что комната свободна еще лишь час, а потом записана за другим следователем, и велел привести третьего запланированного на сегодня подследственного.
Обрюзгший, в грязной майке, которая виднелась из-под расстегнутого грязного спортивного костюма, он ввалился в комнату и сразу принялся вытирать лоб рукавом. Потный, с мутным взглядом, парень выглядел лет на тридцать или тридцать пять, хотя ему, судя по анкетным данным, было всего двадцать восемь. Судимость за злостное хулиганство, судимость за драку с тяжкими телесными повреждениями, теперь вот за убийство во время попойки.
Саша Антонов, известный в уголовный среде как Шнобель, был пьяницей, хулиганом и лодырем. И хотя постоянно сидел по уши в долгах, со всеми расплачивался. Было очевидно, что воровал. На крупного «крадуна» он просто не тянул, значит, крал часто, но по мелочи. В остальное время он в таких же мутных компаниях пил, дрался, снова пил, тискал таких же мутных баб. В последний раз приревновал к одной из них, в состоянии крайнего алкогольного помутнения, мужика. Зарезал в драке ее, а потом и его. А утром ничего не помнил. Сейчас переживал страшно, винился, что на «мокрое» дело пошел, требовал даже одно время, чтобы к нему привели священника, но потом успокоился.
