Они не утруждали себя необходимостью приземлиться, чтобы или забрать добычу и наконец-то физически насытиться кровью и плотью жертв или хотя бы добить подранка. Им было достаточно развлечений и зрелищ в этом природном «тире». А пресловутый «хлеб» – то бишь умопомрачительной цены жратва и пойло – ждал их на элитном лесном кордоне, где пригожие молодайки-прислужницы, готовые на любые услуги своим всевластным господам, накрывали богатый стол.
Стрелки, нещадно лупя из своего разнокалиберного и разносистемного оружия в промежутках между обильными возлияниями, даже не обратили внимания на небольшой костерок, дымившийся на одной из лесных полян. Зато на соседней они сразу взяли на прицел небольшое стадо благородных оленей и несколькими выстрелами из многозарядной «Сайги» смертельно ранили крупную олениху. Отчаянно вскрикнув, животное успело скрыться под кронами деревьев. Все прочие олени панически разбежались по лесу. Олениха, едва держась на ногах и шатаясь, дошла до поляны с костром и, упав на землю, с хрипением забилась в агонии.
Бородатый человек средних лет европеидного типа, но и с монголоидными чертами, в не совсем обычном одеянии старинного фасона, с медным обручем на голове и амулетами на поясе и шее, даже не пошевелился, неотрывно глядя на огонь. Время от времени он ударял колотушкой в шаманский бубен, что-то тихо бормоча.
Лишь на какой-то миг, вернувшись к реальности, он окинул мертвую олениху пристальным взглядом и бросил в костер пучок каких-то трав, после чего его глаза вновь замерли, не отрываясь от языков пламени. Неожиданно он вскочил на ноги и, колотя в бубен, пошел вокруг костра, всем своим мускулистым, жилистым телом пожизненно лесного жителя исполняя странную ритмичную пляску под собственный распевный речитатив.
Так продолжалось около четверти часа. В это время вертолет, словно подчиняясь неведомой силе, описав круг над тайгой, вновь появился над этой же поляной. Шаман, запрокинувшись назад и глядя в небо широко раскрытыми глазами, душераздирающе выкрикнул единственное слово, которое можно было понять как «Сбудься!!!».
Винтокрылая машина, немного помедлив, неожиданно ринулась к склону горы, скрывшись за вершинами огромных сосен. Через несколько секунд лес вздрогнул от тяжкого удара и пронзительного скрежета металла, сминаемого, словно тесто, и рвущегося, как бумага. Высоко в небо взметнулся столб огня взорвавшихся топливных баков…
Шаман упал навзничь и около получаса лежал, не двигаясь, словно жизнь оставила его тело. Но потом он все же поднялся и медленно пошел в гору, к тому месту, где упал вертолет. Идти пришлось около полукилометра, преодолевая чащобу и всевозможные расщелины. Отдав все силы своей недавней пляске, шаман шел, спотыкаясь и пошатываясь.
Наконец он увидел перед собой просторный каменистый луг, круто накренившийся в сторону зеленеющей внизу долины. В центре луга чадно догорали останки вертолета. В разные стороны были раскиданы колеса с шасси, обломки винтов, куски обшивки… Под звуки бубна шаман трижды обошел труп воздушной машины, содержащей в себе обугленные трупы ее пассажиров. Остановившись у молодой березки, опаленной пламенем взрыва, он оторвал полоску от своей холщовой рубахи и, обвязав ею ствол, пробормотал, глядя на клубы гари:
– Покойтесь! Вы заслужили эту смерть!
Еще немного постояв, шаман скрылся в лесу. Прибывшие вместе со спасателями следователи прокуратуры так и не смогли понять, что за странное украшение некто неизвестный оставил у места авиакатастрофы, что это может означать, кому и для чего нужно…
Приговор полковника Гурова
Глава 1
– Гуров! – Послышался звук отпираемой двери, и Мария влетела в комнату. – Гуров, привет! Это я!
Лев сонно повел бровями, пытаясь определить, снится ему это или нет. Когда он ложился, Марии дома не было, да и быть не могло…
Шел первый день его августовского отпуска, и он собирался честно и заслуженно отоспаться хотя бы первые три. К тому же Мария уехала на гастроли, и закончиться они должны были только через три недели. Увы, их отпуск редко приходился на одно и то же время: Мария служила в театре, и лето всегда было у нее гастрольным сезоном. А он, будучи опером по особо важным делам в Главном управлении внутренних дел, и вовсе уходил в отпуск не тогда, когда пожелает, а когда для этого появится возможность. И то никогда нельзя было быть уверенным, что ему дадут отгулять законные четыре недели.
В любой момент могли позвонить и потребовать срочно выйти на работу, если вдруг происходило какое-то особо тяжкое или громкое преступление. Формально, конечно, Лев мог отказаться, однако практически никогда этого не делал. Во-первых, требование явиться в главк всегда исходило от его непосредственного начальника генерал-лейтенанта Петра Николаевича Орлова, который был для Льва не только начальством, но и давним другом. И вызывал он Гурова, своего лучшего опера, не из вредности старческого характера, как порой язвительно заявлял второй лучший сыщик отдела и друг Гурова Станислав Крячко. Орлов делал это в случае крайней необходимости, и сам, даром что дослужился до генерала, был лицом подчиненным.
А во-вторых, Лев Гуров свою работу любил и относился к ней ответственно. Будучи прирожденным сыщиком, который пошел работать в тогда еще МУР по призванию, а не ради сомнительных привилегий, он знал, что все равно не сможет спокойно отдыхать, если в ставшем за несколько десятков лет родным ему ведомстве произошло нечто важное и все другие сотрудники сейчас не имеют и минуты отдыха. Знал, что не сможет спать, пока не будет пойман преступник или преступники. Поэтому он всегда, лишь услышав голос Орлова в телефонной трубке, звучавший казенно и в то же время виновато, кратко отвечал: «Выезжаю!»
Словом, Марии и Льву, мужу с женой, редко удавалось полноценно отдохнуть вместе. Не получалось это и в нынешнем году: Лев неожиданно получил отпуск в августе – прекрасное время, он уж и забыл, когда в последний раз уходил в него летом. Он и сам не ожидал ничего подобного; ближайшей датой, которая ему светила, был ноябрь. Но генерал-лейтенант Орлов лично вызвал его и сказал, что приказ готов, так что пусть Лев ставит свою подпись и бегом бежит в бухгалтерию за деньгами. Внезапно выдавшееся затишье в делах, отсутствие громких преступлений, укатившее на отдых в дальние страны министерство – все это сыграло свою роль, которой поспешил воспользоваться Орлов.
Казалось бы, радуйся, бери в охапку жену и мчись куда угодно – хоть на гламурные Мальдивы, хоть в «народную» Турцию, хоть вообще прокатись по России; загляни на Дальний Восток, если утомила жара. А она не просто утомила, она откровенно допекла уже и москвичей, и всех жителей средней полосы.
Но жены-то как раз и не было… Она отправилась с труппой на гастроли в Голландию, и нечего было даже и мечтать о том, чтобы отправиться куда-нибудь вместе. Вчера вечером Лев все же сообщил ей по телефону, что отныне занимается заслуженным бездельем, хотя знал, что она будет расстроена. Не тем, конечно, что муж получил наконец долгожданный отпуск, а тем, что снова не получается провести его так, как давно мечталось. И вот Мария неожиданно появляется дома на три недели раньше. Голос ее зазвучал над самым его ухом:
